Я вышла на улицу, чтобы осмотреть дворик. Меня не смущали сорняки – всё нравилось: я напоминала самой себе девочку, которая попала в сказочное место. Сердце глухо билось, я чувствовала волнение и восторг. Я не сдерживала тихого, взволнованно-счастливого смеха, что нет-нет а срывался с губ.
Дворик был небольшим. Перед домом разбита цветочная клумба, некогда заботливо ухоженная, а сейчас основательно заросшая. Вовсю цвели розы всевозможных оттенков, сквозь бурьян проглядывали белые головки ромашек и слегка пожелтевшие листки давно отцветших тюльпанов. Начинали цвести георгины и гладиолусы.
С обеих сторон дорожки, ведущей к дому, росли кусты сирени. Напротив крыльца, вдоль забора, располагался малинник, где еще краснели спелые ягоды. Чуть далее, видимо, когда-то находился небольшой огородик, а всё оставшееся пространство занимал сад: вишни, абрикосы, яблони, сливы. Кажется, по осени меня ждал грандиозный урожай.
Во внутреннем дворике я обнаружила небольшой сарайчик и погреб. Вспомнив, что вчера, обследуя кухню, в ящике стола нашла ключ, я вернулась в дом, взяла его и попробовала открыть замок погреба. Мне это удалось. Включив свет, я спустилась по ступенькам и замерла: аккуратные банки с вареньем, консервацией стояли на прочных полках, а в деревянных ящиках хранился картофель, морковь, свёкла, капуста. Вновь поймав себя на том, что счастливо смеюсь, я поднялась наверх.
Надев кофту, чтобы не замёрзнуть, взяв ведро и маленькую табуретку, я вновь спустилась в погреб, тщательно перебрала сильно проросший картофель и, взяв всё необходимое, поспешила в дом. Готовя завтрак, я мысленно составляла план действий, совсем уж не удивляясь тому, что напеваю какую-то детскую песенку. Всю оставшуюся часть дня я посвятила исследованию окрестностей, местных магазинов и посещению органов власти, где начала оформлять документы, подтверждающие права на наследование дома.
* * *
Жизнь моя с того дня, как я приехала в этот городок, текла спокойно, размеренно, хотя и с устрашающей скоростью: казалось, время несётся очень и очень быстро. Такое несоответствие внутренних ощущений не пугало: я радовалась каждому мгновению.
Дни летели за днями, складываясь в недели и месяцы. Я усердно трудилась: боролась с сорняками, собирала яблоки и другие фрукты, варила варенье, закрывала компоты, хотя, видит Бог, того, что осталось от Анастасии мне хватило бы не на один год.
Родители писали письма, звонили и раз в месяц высылали деньги, хотя, живя очень уединённо и скромно, я не очень много тратила. Знакомств я не заводила: меня устраивало одиночество. По вечерам иногда смотрела телевизор, а чаще садилась за пианино и играла. Именно в музыке я почему-то вдруг нашла своё отражение и даже наслаждение.
В конце сентября я нашла работу секретаря в местном магазине детских игрушек и бытовой техники. По своей специальности в маленьком городке устроиться не смогла, но не расстроилась.
У меня был дом, нашлась работа, а главное – душевное спокойствие. Я понимала, что живу несколько ограниченно, в чём-то даже примитивно, но неудовлетворённости не ощущала, а все мысли о слишком большой простоте, задвигала подальше в подсознание.
Недостатка в общении я тоже не испытывала. Мой шеф, Юрий Владимирович Иноков, привлекал меня профессиональными качествами и умением никогда не смешивать профессиональные интересы с личными. Беря меня на работу, он недвусмысленно дал понять, что требует, прежде всего, умения работать и ладить с людьми. И я неукоснительно следовала этим правилам, заслуживая молчаливое одобрение начальника. Чуть позже, немного втянувшись в работу, я узнала его как человека принципиального, хотя и немного, как мне казалось, занудного.
Работа нравилась, только поначалу я очень уставала. У меня появилось много знакомых, но особо я ни с кем не сближалась: не хотелось ни дружбы, ни сердечности, ни взаимопонимания. Прошлое ушло далеко-далеко, иногда думала я, что оно – всего лишь отголосок страшного, кошмарного сна.
Я старалась не бередить ран, не вспоминать, не думать о прошедшем. Как ни странно, мне это удавалось. Я не плакала по вечерам, не просыпалась среди ночи в холодном поту, меня не мучили сновидения. Поэтому я не ощущала потребности выплакаться на чьём-либо плече. Жила только настоящим, не пытаясь заглядывать в будущее.
Единственное, что привлекало меня в общении с людьми, – разговоры об Анастасии. Мою бабушку Штейн знали почти во всём городе. И любой горожанин, услышав мою фамилию, сразу же интересовался, кем я прихожусь Анастасии.