Юрий Владимирович слепо пошарил по столу, словно искал сигареты. Я почувствовала: ищет. Неосознанно, инстинктивно. Насколько я знала, он не курил и не приветствовал курящих. Даже гонял.
– Мне нечего сказать вам кроме того, что уже говорила, – попыталась мягко вернуть его из мыслей в уютное кафе. – Я не сделаю больно. Если бы нуждалась в славе и дешёвом успехе, в трюках, то находилась бы не в маленьком городишке, а покоряла телевидение и смущала бы массы. Это нетрудно для меня.
Шеф очнулся, поковырял вилкой в остывшем картофеле.
– Например? – он зло сузил глаза.
– Например, могу сейчас прочесть ваши мысли или рассказать, что вы ели на завтрак. Или объявить Ольге, что я – ваша любовница. И привести такие доказательства, о которых знает только она.
Колючий взгляд прошивает насквозь. Тяжелее бывают только крышки гроба. В лице шефа – сплошные углы: заострившиеся скулы, плотно сжатый рот.
– Например? – выдыхает он с угрозой.
Я прикрываю глаза и беззастенчиво шарю по его телу обострённым восприятием. Кажется, всё это не здесь и не сейчас происходит, но почему-то кажется, что может разрядить обстановку.
- Ну, родинка на лопатке. Или… татуировка на ягодице. – Я, не сдержавшись, хихикаю и открываю глаза. У шефа – дурацкое выражение лица. – Череп со скрещенными костями, – добавляю коварно. Не повод веселиться, но меня несёт, как санки с горки.
– Ты не могла этого видеть, – в его голосе нет ничего хорошего. Я поспешно убираю руки со стола, чтобы случайно не оказаться в капкане: мужчина явно не очень хорошо себя контролирует сейчас.
– Ну, вы всегда можете сказать, что я подглядела. Но я могу рассказать историю появления этого безобразия.
Юрий Владимирович откидывается на спинку стула и неожиданно расслабляется.
– Валяй, – разрешает он, уверенный, что я сейчас блефую и навру с три короба.
– Эту наколка – маленькая шутка ваших друзей. Вы обмывали дембель, они накачали вас спиртным до бесчувственности и наваяли сей шедевр в отместку за то, что вы беспрестанно издевались над ними, называя дикарями племени тумбо-юмбо, которые никак не могут обойтись без того, чтобы не нанести на своё тело всю пошлость мира.
По мере того, как я говорила, шеф терял знамёна своей самоуверенности.
– Это даже не здесь случилось, – пробормотал он потрясённо и тряхнул головой. – Откуда ты знаешь эту историю?
– Вы сами её рассказали. Мысленно. Мне осталось только пересказать. – Я посмотрела на шефа с грустью: – Не бойтесь, никогда никому ничего не расскажу. Это… маленький урок и небольшая тайна. Я не копаюсь преднамеренно в мыслях, будущем или прошлом. Я закрываюсь от потока информации, чтобы спокойно жить. Я ловлю нужное только тогда, когда работаю и хочу в чём-то разобраться. Или пытаюсь помочь человеку понять себя и свои поступки. Я могла бы стать знаменитейшей сплетницей, но всё это не для меня. Надеюсь, вы мне верите, – вздохнула я, поймав холодок подозрительности в глазах шефа. – Я старательно пытаюсь сейчас оглохнуть, чтобы не слышать ваши ругательства. Вы же интеллигентный человек, шеф. А я вовсе не стерва.
Юрий Владимирович резко, как в припадке, снова тряхнул головой и неожиданно рассмеялся. Заразительно и громко.
– Давно следовало свести эту чёртову наколку, – произнёс он, успокоившись. – Я не знаю, что делать, Марина. Всю ночь прикидывал и так, и эдак. А утром сын сказал, что более тупого человека он не встречал. Мой сын. Сказал мне. Это… больно. Ольга посмотрела на меня с укором.
– Вам надо просто довериться. Плыть по течению. Вдруг эта река вынесет, куда надо? Я не обещала и не обещаю чудес. Всего-то – провести обследование. Сидеть рядом и смотреть. Ни боли, ни страха.
Юрий Владимирович решительно хлопнул ладонями по столу.
– Ладно. Пусть будет так. Иначе не видать покоя моей семье. Есть же, существует то самое «вдруг»?.. Приходи завтра. Надеюсь, выходных хватит, чтобы понять, увидишь ты что-то или нет.
– Я тоже на это надеюсь, – ответила мягко и, смутившись своей дерзости, абсурдности всего разговора, сосредоточенно начала ковыряться в тарелке, не ощущая, что ем.