Слишком мягко и человечно, чтобы быть правдой. Но такому голосу хотелось верить. Я прикрыла глаза и глубоко вдохнула, пытаясь успокоиться. Откинулась на спинку кресла и вытянула ноги, чувствуя предательскую дрожь в коленках.
– Ты обещал, что при желании я всегда смогу снять эту вещь. Ты солгал!
– Я никогда не лгу тебе, – идеальная безупречность с нотками безграничного терпения: – Ты сможешь снять его, но не сейчас. Твоё тело посылает импульсы испуга и тревоги. Теоретически твой страх указывает на то, что тебе что-то угрожает. Кольцо, оберегая, замыкается наглухо.
Я снова потрогала украшение.
– То есть если кто-то захочет его снять, мне оторвут ухо?
Лёгкий вздох.
– Кольцо не даст, отведёт удар.
Чем дальше, тем интереснее. Я встала с кресла и подошла к зеркалу. Как не вскрикнула – загадка: серьга преобразилась, светилась розово, вырезанные знаки вспыхивали и светились, будто кто-то изнутри зажёг лампочку.
– Оно так реагирует на твоё состояние.
Я ничего не понимала, чувствовала себя растерянной дурочкой.
– Если тебя никто не видит и не слышит, кто же они, те, кто пытаются завладеть твоими бесценными кольцами? Почему тогда ты так легко отдал одну из своих драгоценностей мне?
Какое-то время он молчал. Тишина искрилась от напряжения, воздух гудел, и я боялась прикасаться к предметам, зная, что меня ударит током – так бывало иногда в прошлом.
– Я не знаю. Ничего не знаю, – ни растерянности, ни муки. Может, лёгкая усталость, а может, я сама придумываю краски к чёрно-белому полотну. – Иногда говорю то, чего и сам не понимаю. Это выскакивает из меня, словно прорывается наружу то, чего я не могу объяснить. Понимаю только, что не лгу. Я не знаю себя другого, того, кто жил до моего появления здесь. Но у меня наверняка было прошлое, о котором ничего не помню. Анастасия тоже замечала некоторые странности.
– Слишком мягко сказано, – перебила я домового. Но он, словно не слыша моего сарказма, продолжал невозмутимо:
– Анастасия объясняла эти всплески голосами, генами, памятью прошлого. Думаю, она была права. Ты ведь сама не всегда понимаешь, что с тобой происходит. И другие люди – тоже. Они склонны забросать тебя камнями, нежели понять.
Я задумалась. Внутреннее чутьё не позволяло назвать его слова бредом. Он не юлил и не оправдывался, отвечал на все вопросы, как мог. Я провела рукой по лицу. Потрогала пальцами горячие щёки.
– А кольца у тебя на пальцах? Они тоже… магические? Почему их так много?
Я не собиралась, не собиралась спрашивать, но с ужасом поняла, что не могу остановиться.
– Чего много, так это вопросов. А я не знаю на них ответов. Я не знаю, почему их ношу, но никогда не испытываю желания снять. Кольца не мешают, я их попросту не замечаю. И до твоего интереса к ним, никогда не задумывался, для чего они нужны и нужны ли вообще.
– Наверное, там, откуда ты пришёл, на всё есть разгадка. Домовой – часть нечистой, то есть тёмной силы. Почему тогда серьга служит добру? Я запуталась. Это противоречит моей теории.
Меня несло, как течение бурной реки: не остановиться, не свернуть, не пристать к берегу.
– Возможно, твоя теория ошибочна. Никому неизвестно, откуда берутся домовые.
Вот тут он был прав. В точку. В яблочко. Сплошные иксы и не хватает данных, чтобы решить уравнение. Но в этот момент поняла, что успокоилась.
– В общем, с тобой не соскучишься. Не скажу, что умираю от веселья, но жизнь приобрела своеобразную остроту. Благодарю за необычайно интересную культурную программу.
– Ты язвишь, Мария, а значит тебе действительно лучше.
Хотелось хоть как-то сломать ровные бордюры его тона. Меня не раздражало, нет. Не хватало человечности, что ли... Может, поэтому нравился его смех.
– А ты знаешь, что моё настоящее имя – Марина? Марией меня зовёт отец и Анастасия… называла.
– Ты против? Анастасия никогда не говорила о Марине. Только о Марии. Звучит как молитва. Имя светится в воздухе, когда его произносишь.