Он колдовал долго-долго, но я совсем не устала. Может, его энергия перетекала в меня – как знать? А может, не хотелось, чтобы маленькое таинство и островки тишины заканчивались.
Ни малейшей неловкости, ни грамма стыдливости. Он выхаживал меня, как нянька, кормил и поил чаем, возился с волосами и заплетал косу. Кому рассказать – приняли бы за сумасшедшую.
– Ну вот, так намного лучше, – сказал он спокойно, закончив. Я подошла к зеркалу и замерла. Провела пальцами по темноватой гладкой поверхности, не веря, а затем потрогала причёску. Тонкие жгуты на голове переплетались, складываясь в сложный геометрический рисунок, перетекали в косу, заплетённую каким-то незнакомым способом.
Я обернулась, вглядываясь в пустоту.
– Как тебе в голову пришло соорудить такое? – спросила растерянно, снова прикасаясь пальцами к голове. – Ты художник прям. Стилист какой-то, Ник.
– Само собой получилось. Тебе нравится?
– Да, – кивнула, – необычно, но очень красиво, как произведение искусства.
– Ты сама очень красива, – произнёс он так тихо, что подумалось: мне показалось. Моргнула и застыла. Почувствовала, как краснею, отвернулась, чтобы не заметил.
– Серьга стала розовой. Почему? – спросила слишком поспешно, чтобы скрыть замешательство.
Ник вздохнул.
– Ты болеешь. Организм подаёт сигнал, что терпит бедствие. Когда тебе было совсем худо, кольцо горело алым. Как только ты выздоровеешь, оно станет, как и прежде: серебристо-голубым.
Я опять чувствовала раздвоение, не могла сложить осколки, чтобы получить хотя бы какое-то представление, кто он, мой странный домовой.
– Ты говорил, что кольцо защищает меня.
– Да, – снова этот бесстрастный голос, отстранённый, словно издалека. – Хранит от внешних врагов, но бессильно перед внутренними. Оно не может вылечить или предотвратить болезнь. Опасность от человека или животного – да Неожиданная травма или рана – да. Кольцо способно остановить кровотечение.
– Удивительно, откуда берутся знания о вещах, о которых, если тебе верить, ты не помнишь.
Я потрогала серьгу и ощутила лёгкое покалывание в пальцах.
– Прими всё, как есть, Мария, – сказал он просто. – Тебе надо отдохнуть.
Что это? Желание скрыть, недоговорить? Или он действительно не помнит, но при нужных вопросах способен ответить, не задумываясь? На уровне инстинктов, отработанных приёмов. Как рука бойца наносит автоматический удар, почувствовав опасность.
– Мне надо выздороветь, – возразила я, – а поэтому нужно меньше валяться в постели. Движение – это жизнь. И если тело пока не совсем способно шевелиться, будем двигать мозг. Займёмся испанским. И не спорь со мной.
Тихий смех разливался в воздухе, обдавая меня теплом и отзываясь щекоткой в груди. Он и не собирался спорить. Радовался, что я очухалась.
– Мы будем делать всё, что ты захочешь, если это поможет тебе скорее выздороветь.
* * *
Я провалялась дома около двух недель. На следующий день после того, как очухалась, в гости пришёл Володя. Иноковы беспокоились, я не звонила и пропустила приём у врача, пока была в беспамятстве.
Я обрадовалась, увидев мальчишку на пороге своего дома.
– Как хорошо, что ты пришёл навестить меня, – улыбалась, вглядываясь в его взволнованное лицо.
Он поздоровался и вошёл. Замер на пороге. Я заметила, как мальчишка медленно исследует глазами пространство.
– Всё, как и прежде. Ничего не изменилось, – выдохнул он.
– А что тут могло измениться? – мягко спросила я. – Ты же знаешь: я не из тех, кто смог бы перечеркнуть и забыть. Раздевайся.
Он снял куртку и прошёл в большую комнату.
– Ты хоть бы позвонила. Мы беспокоились, – отчитал он меня.
– Всё хорошо, – я старательно отводила глаза, – сегодня была у врача, уже иду на поправку.
Мы разговаривали и шутили, затем я накормила его обедом и напоила чаем. Он помрачнел, когда я назвала его мальчишкой и вспомнила, как отдавала бутерброды и яблоки вечно голодным одноклассникам. Брякнула и пожалела, увидев, как Володя нахмурился.