Выбрать главу

Вероятно, он не видел смысла в понимании человеческой натуры. Если невозможно поговорить, пообщаться, то зачем? Исключением стала я, да и то только потому, что была единственной, кто знал о его существовании.

Кто я в его жизни? На эту тему не хватало духу поговорить. Но постепенно он становился ближе, понятнее, открытее. Я привыкла, что Ник рядом, и не представляла, что будет, если он вдруг куда-то исчезнет.

Я перестала его опасаться, бояться и вздрагивать от лёгких прикосновений, что случались иногда. Я доверяла ему, делилась проблемами, сомнениями, мыслями. Лишь о прошлом не рассказывала. Не ощущала в том потребности. Всё ушло куда-то далеко-далеко, и не хотелось бередить старые раны.

Я узнавала Ника по маленьким штрихам, мелким поступкам. Он открывался, как старинная картина, скрытая за толстым слоем чужеродной мазни.

Ник был добр – абсолютное неделимое чувство, естественное, как дыхание. Доброта проявлялась не только по отношению ко мне, но и ко всему, что его окружало. Они трогательно ладили с котом. Домовой заботился о цветах. Я часто забывала о них то за работой, то погружённая в заоблачные мысли, а он – нет.

Иногда мне казалось, что его руки способны творить чудеса: на улице свирепствовали морозы, не хватало тепла и солнца, а в нашем доме зелено, как в оазисе. Легко приживались пересаженные растения. И вместо того, чтобы хиреть и ждать весны, они буйно цвели, радуя глаз.

Ник часто брал домашние дела на себя. Не из удовольствия, а по жизненной необходимости. Знал, что надо, и никогда не отказывался помочь. Однажды я обнаружила, что он по ночам расчищает дорожку не только нашего двора, но и соседского, где жила одинокая больная старушка. Было ли это состраданием или жалостью – не знаю. Может, в нём жило врождённое благородство души: не интересуясь людьми, Ник, однако, не мог пройти мимо чего-то, что, по его понятиям, должно было быть именно так, а не иначе.

Он с холодностью относился к человеческим порокам. Кажется, некоторые вещи – воровство, алчность, убийства – вызывали в нём отторжение, но сказать определённо об этом я не могла из-за слишком сдержанной манеры общаться. Холодный мальчик Кай, заколдованный жестокой Снежной Королевой, и я пока не знала, как растопить лёд идеального катка его эмоций.

Ему нравились тонкий юмор, хорошая музыка, книги и завораживала живопись. Он мог часами рассматривать репродукции картин, замирал, когда по телевизору показывали передачи о художниках, школах живописи.

Брезгливость и отвращение вызывали в домовом спиртное, курение и прочие вредные привычки. Он считал их излишеством, ядом, что отравляют организм и убивают душу. Однажды он прямо сказал, что человеческие возможности ограниченны именно потому, что люди не умеют контролировать потребности своего организма и находят утешение в сомнительного рода развлечениях вместо того, чтобы самосовершенствоваться.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Самосовершенствование было для него очень важным. Именно об этом он заговорил однажды вечером.

– Ты не реализуешь себя, – заявил он прямо. – У тебя способности и потенциал, а ты застыла, не движешься вперёд.

Я только подняла брови в немом вопросе, безотчётно прикасаясь к серьге. Этот жест стал привычкой: думала ли, пыталась ли найти ответы, я нащупывала пальцами вырезанные знаки и успокаивалась, чувствовала себя увереннее.

– Тебе доступно то, о чём другие люди не догадываются. А энергия никак расходуется, живёт в тебе мёртвым грузом.

Почему-то стало весело.

– Что ты предлагаешь? Бегать по улицам и кричать на всех углах о своём даре? Или устраивать показательные шоу, читая мысли толпы, предсказывая будущее или копаясь в прошлом?

– Ты же знаешь, что всё это ерунда, – в голосе Ника проскользнула досада. Я чутко ловила такие эмоциональные всплески. – Тебе есть ещё чему учиться, а после этого найдутся способы себя проявить.

Он говорил уверенно, будто знал и видел то, о чём я ещё не догадывалась. Во мне же было больше сомнений.

– Анастасия всегда учила меня скрывать от людей, что я немного другая. Я прошла разные стадии этого пути. Пряталась внутрь себя в детстве, а позже копалась в человеческой боли, помогая людям либо разобраться в себе, либо вылечиться от болезни. Я ставила диагноз, а сама лечить не решалась. Анастасия сказала, что мне это не по силам.