Открыв дверь, я протянула руку и, зажав мертвой хваткой полотенце, резко захлопнула дверь. Сердце выскакивало из груди. И стыдливость здесь была не при чём. Ник прав: он трогал моё тело ранее, а потом ухаживал за мной, когда я болела. Но почему-то эти мысли не успокаивали, а еще больше тревожили.
Тело помнило руки мужчины, что с трепетной нежностью ласкали меня по ночам. Грудь болезненно сжалась, соски затвердели, а дыхание невольно участилось. Я хотела и не могла успокоиться.
Просидела в ванной, пока вода не остыла. Неслышно нырнула в постель и сразу зажмурилась, пытаясь расслабиться.
– Спокойной ночи, Мария.
– Пока, Ник, - пробормотала, кутаясь в одеяло. Почему-то пришла в голову шальная мысль, что если открою глаза, то обязательно встречусь со взглядом домового. Ироничным и всё понимающим.
* * *
Заглянуть внутрь неживого предмета оказалось нелегко. Целую неделю я безрезультатно штурмовала «Букварь». Где-то между попытками тихо прошёл мой день рождения. Я бы о нём и не вспомнила, но не забыли Иноковы и Ник.
Близняшки изрисовали альбом на память, Ольга и Юрий Владимирович торжественно преподнесли маленькое платье, которое должно быть у каждой настоящей женщины, а Володя подарил томик стихов Ахматовой. Они тронули меня до слёз
Дома меня ждал домовой и тихий ужин при свечах. Откуда он узнал, я не спрашивала. Многие вещи происходили, будто само собою разумеющееся. Иногда нам не нужно было говорить, чтобы понимать друг друга.
Ник не давал впасть мне в отчаяние. Всегда находился рядом и поддерживал. Жизнь по режиму подействовала благотворно: я стала собраннее, спокойнее, работоспособнее.
На восьмой или девятый день случайно произошло то самое чудо, над которым я безуспешно билась последнее время. Это случилось на работе, я подавала шефу документы в папке и вдруг поняла, что вижу их – отдельные листы с напечатанными буквами. Я готова была плясать. Юрий Владимирович так и не понял, чему я улыбалась до ушей.
– Вот то, что вы просили, – пропела, как сирена. Голос звучал так жизнерадостно, словно я поздравляла шефа с днём рождения, а не притащила кипу скучнейших документов.
Я победно помахала папкой перед самым носом застывшего Юрия Владимировича, аккуратно положила бумаги на стол и с достоинством вышла. Внутри фанфары играли туш.
Усевшись на своё рабочее место, я вспомнила советы Ника. Радоваться ещё рано, поэтому я выдохнула и успокоилась.
Я пришла вечером домой и никуда не спешила. Спокойно поужинала и только потом взяла в руки «Букварь».
– У тебя получилось, – наверное, он всё понял по выражению моих глаз.
Я улыбнулась и кивнула:
– Да, ещё на работе. Случайно.
– Нет никаких случайностей, – снова ровно и спокойно. Хотелось встряхнуть его и услышать радость. Хоть немножко, совсем капельку.
– Я только вижу, – вздохнула, – но ничего не могу прочесть. Каша из строчек и букв.
– Не страшно. Я помогу. Ты должна научиться видеть конкретную страницу. Представь, что книга – человеческий организм, который тебе надо исследовать слой за слоем. Попытайся увидеть только первую страницу.
Я пробовала, но ничего не получалось. Неудача за неудачей, вариант за вариантом. От напряжения разболелась голова, и я со вздохом отложила книгу.
– Нет, Ник, не получается. Боюсь, это для меня слишком тяжело.
– Глупости, – вот она, досада, но никакого раздражения. – Ты падаешь духом, незадолго до финиша. У тебя получится, надо только переменить тактику, если проверенная методика подводит.
– Что ты предлагаешь? – спросила с интересом, забыв про усталость.
– Завтра. Сегодня лучше отдохнуть.
– Нет, сегодня, – во мне проснулось упрямство.
– Тебя не так-то просто переубедить, не так ли? – тихий смех дрожал в воздухе, и я радовалась ему, как самой лучшей музыке. – Я всё гадал, когда же закончится твоя покорность.
– Уже случилось. Рассказывай.
Я слушала бы и слушала его смех. Пила бы его, черпала ложками для вдохновения.