Пили чай, хвалили мой тортик, делились новостями. Какие они всё же замечательные – нерушимый клан Иноковых, способный защитить и уберечь, не задавать лишних вопросов. Принять, как есть, без условий и оговорок.
Я вышла от них умиротворённая, но не остывшая от напряжения. На повороте меня догнал Володя.
– Марина, извини, – выпалил он, задыхаясь от быстрого бега.
Я смотрела ему в лицо, в глаза, потемневшие от боли.
– Я не сержусь, Володь. Это всего лишь догадка, которая могла быть правдой. Не расстраивайся, всё нормально.
Я заботливо запахнула Володину куртку.
– Беги домой, а то простудишься, – легонько подтолкнула его в направлении к дому, а сама зашагала прочь не оборачиваясь.
Природа кричала о весне. Город стоял в лужах, мокрый и облезлый, как бездомный кот. Я вдыхала сырой воздух и хотела бродить, наблюдая за пробуждением мира от зимней спячки.
Под ногами хлюпали лужи, чавкала грязь, а я подставляла ладони под летящие капли, что падали подобно слезам невидимой красавицы, заточённой в тающие сосульки.
Жарко припекало солнце. Я сорвала с головы вязаную шапочку и сунула её в карман куртки. А потом, поддавшись порыву, вытянула шпильки, удерживающие строгий узел. Встряхнула головой – волосы рассыпались по плечам тяжёлой волной. Я подставляла лицо ветру и смеялась, чувствуя, как лёгкость пронизывает тело, словно солнце, запутавшееся лучами в прядях.
На мгновение почувствовала себя частичкой природы, сгустком энергии, комком плоти, что причудливо вылепил Создатель. Внутри пело животное начало, первобытное и языческое, – новая сторона моего «я», которую я открыла с удивлением и благоговением.
Я стояла посреди тротуара с высоко поднятой головой, греясь в лучах солнца. Хотелось вопить и прыгать, чтобы выплеснуть наружу избыток энергии, что бурлила и кипела во мне.
Сдержалась, заметив, что прохожие останавливаются и смотрят на меня. Весело, с интересом, с восхищением. Я подавила желание рассмеяться и, засунув руки в карманы, не спеша, побрела дальше.
Я не удивилась, когда кто-то положил руку на плечо. Наверное, это один из тех мужчин, что рассматривали меня. Нет агрессии в этом жесте, нет похоти. Только интерес. Обернулась, готовая вежливо отшить.
Это и впрямь был мужчина. Язык не поворачивался назвать его пожилым, хотя даже на первый взгляд видно, что большая часть жизненных бурь для него давно позади. Скорее – древний, благородный, ухоженный и холёный. «Старый аристократ», – мелькнула в мозгу расхожая фраза, но она как нельзя лучше подходила к этому человеку.
Высокий и худой, как металлический стержень. Прямой и несгибаемый. В развороте плеч чувствовались твёрдость и внутренняя сила. Дорогая одежда: белоснежный мягкий шарф на шее, чёрное длинное пальто, отутюженные, без единой морщинки тёмно-серые брюки и сияющие чистотой (это в такую-то грязь!) ботинки.
Он стоял передо мной без шляпы, его белоснежные, чуть длинноватые волосы трепал ветер. Огромный лоб с прожилками синих вен. Длинный прямой нос с хищно вырезанными ноздрями. Сеть сине-красных капилляров, тонкие бескровные губы, скрывающиеся под полоской белоснежных усиков. И глаза – холодные льдинки, выцветшие от времени и невзгод, с чётко выделяющимися желтыми склерами, что, точно медузы, расползались по белку.
Рука, сжимавшая мёртвой хваткой моё плечо, неожиданно сильная, с длинными узловатыми в суставах пальцами, оплетённая канатами выпуклых тёмных вен. На безымянном пальце красуется массивный перстень из белого металла, усеянного мелкими стекляшками. Приглядевшись, я поняла, что камешки составляют причудливую монограмму, рассмотреть которую я не успела.
Старик смотрел на меня немигающим бесстрастным взором, словно оценивая. И этот холодный, ощупывающий взгляд слегка напрягал.
– Вы что-то хотели? – как можно вежливее поинтересовалась я.
Глаза мужчины дрогнули, а губы растянулись в подобие улыбки.
– Штейн, - выдохнул он надтреснутым старческим голосом.