Потом ей стало плохо. Невыносимо, жутко, без причины. Она кричала и билась в беспамятстве. И теряла ребенка. Мне с трудом удалось отправить ее в больницу, а она цеплялась за меня помертвевшими пальцами и шептала одно и то же: «Яша… Смерть… кровь… боль…». Я думал, что ей уже не оправиться. Двое суток бродил вокруг больницы, но никто ничего вразумительного мне так ничего и не сказал.
За это время я похоронил её маленькую девочку и всерьёз тревожился за здоровье Аси. Через двое суток она пришла в себя, а через неделю её, черную, худую, с мертвыми, пустыми глазами выписали. Она была тиха и молчалива. Почти двое суток безвылазно просидела в комнате, курила одну папиросу за другой, забывая про сон и еду. Затем, словно очнувшись, посмотрела на меня вполне осмысленным взглядом и прошептала:
– Якова больше нет. Увези меня отсюда.
О ребенке она и не вспоминала. Я думал, она забыла. Но нет. Боль ее была столь сильна, что в то время Ася не могла говорить об этом. Много позже она спросила о ребёнке. Я говорил и смотрел в лицо, словно высеченное из камня. И по мере моего рассказа, черты её смягчались и разглаживались, а под конец она так лучезарно улыбнулась, что слова застряли у меня в глотке. Ася покачала головой, уловив мой полный ужаса взгляд:
– Я не сошла с ума, Граф, (так она ласково дразнила меня из-за отчества) ты не знаешь одной вещи: тот ребенок, которого ты похоронил, не мой. Я родила сына, мальчика. И он жив. Кричал громко, голосисто. Не знаю, что там произошло. Возможно, кто-то родил мертвого ребенка, и врачи, думая, что я ничего не помню и не соображаю, подменили детей. Но я всё помню. Слава Богу, мой мальчик жив.
Анастасия не стала искать ребёнка. В сущности, доказать она ничего не смогла бы, но радовалась, зная, что где-то живет и растет ее сын.
Вот такая история, Марина, – задумчиво закончил свой рассказ Антоний Евграфович. Потом он снова пристально посмотрел на меня.
– Я ведь знаю все, лапушка. Все об Анастасии. Не зря мы были не разлей вода до той поры, пока я не убежал. Я знаю обо всех её причудах. И ты, наверное, тоже. Да что там знаешь – ты сама такая же. Я ведь прав?
Я только молча кивнула. Старик удовлетворенно кивнул мне в ответ.
- Как видишь, я и тут не ошибся. Ну что, лапушка, пора уходить, засиделись мы тут, – он положил на стол деньги, бодро поднялся на ноги и подал мне руку, – надеюсь, мы еще увидимся. Завтра я собираюсь навестить Анастасию, и ты можешь составить мне компанию.
– Конечно, Антоний Евграфович. Завтра – воскресенье. И я обязательно пойду с вами.
Мужчина рассмеялся и пролаял:
– Поедешь, голубушка, поедешь. Пешком я теперь практически не хожу. Сейчас мы с Майклом отвезем тебя домой, а завтра, к десяти часам, подъедем. Заодно и посмотрю дом, где жила моя Ася.
– Вы можете сделать это и сегодня, – тихо сказала я.
– На сегодня впечатлений более чем достаточно, – покачал головой старик, – знаешь, как надо смаковать хорошее вино? – его губы растянулись в бескровной улыбке, а в глазах промелькнула хитринка. – Совсем понемногу, растягивая удовольствие, чтобы полностью насладиться ароматом. Вот так и события: всего по чуть-чуть, чтобы острота восприятия не притуплялась.
С этими словами мой новый знакомый вывел меня из кафе. Мы молчали, каждый погруженный в свои мысли. Я не могла отойти от необычной встречи, а Антоний Евграфович, скорее всего, вновь вспоминал о прошлом. Мы тепло распрощались, когда машина остановилась у моего дома. Я вышла и махнула вслед уезжающему авто.
Часть 2. Глава 12
Только открыла дверь – и сразу же уткнулась в каменную грудь Ника. От неожиданности взвизгнула, попыталась отпрянуть, но его ладони придержали меня за плечи.
– Ник? Ты меня напугал, - выдохнула и попыталась вывернуться из его рук, но стояла, как в слишком узком проёме – застряла, обездвиженная, намертво.
– Я беспокоился. Где ты была?
А по голосу и не скажешь. Бездушные роботы и то эмоциональнее. Только крепко сжатые на предплечьях пальцы о чём-то говорят. Попыталась улыбнуться и пошутить, но не успела.
– От тебя несёт табаком. Где ты была?