Я услышала, как мучительно застонал Ник. Затем глухой звук, словно упало что-то тяжёлое, и замерла от испуга. Пианино жалобно задребезжало на неверно взятой ноте, аккорд повис в воздухе и рассыпался дрожащим колебанием. Я вскочила со стула и заметалась по комнате.
– Ник, где ты?
Я щупала воздух и не могла его найти. Он молчал, и внутри рождалась паника. Я наткнулась на него случайно. Он находился там же, возле зеркала, где мы недавно стояли. Я врезалась животом в его склонённую голову. Ник стоял на коленях.
Рухнула рядом и прикоснулась пальцами к лицу.
– Ник, отзовись, пожалуйста, – попросила, поглаживая домового по гладкой щеке. – Ну, скажи же хоть что-нибудь!
Он протяжно вздохнул, ресницы затрепетали под моей ладонью. Дрогнули губы, а из горла вырвались какие-то непонятные звуки. Вначале не разобрать. Совсем ничего. А потом поняла, что слышу незнакомую речь.
Смутное воспоминание шевельнулось в голове, но я слишком нервничала, чтобы сообразить. В отчаянии я отвесила ему пощёчину. Ник вздрогнул, замолчал и пришёл в себя.
– Мария?
– Я здесь, я рядом.
Хотелось расплакаться от облегчения.
– Что ты играла только что?
– Не знаю. Родилось внутри меня. Сама не понимала, что делаю. И вряд ли смогу ещё раз сыграть. Ты напугал меня, Ник.
– Я не хотел, извини.
Я вцепилась ему в плечи. Из груди рвались вздох, смех и слёзы.
– Музыка показалась знакомой. Словно из забытого прошлого. Мне кажется, ещё немного, и я бы вспомнил нечто важное. Бред какой-то.
Он успокаивающе погладил мои ладони.
– Что ты видел, Ник? – я ещё крепче вцепилась в плечи мужчины. Даже встряхнула его слегка.
Ник вздохнул. Я почувствовала, как закрылись его глаза.
– Красная дымка. Голая растрескавшаяся земля. Даже не земля, а камни, изуродованные трещинами. Сладковатый дым, языки огня. Извергающиеся вулканы. Не большие, а где-то с метр высотой. Бред, бред полный.
Ник тряхнул головой.
Я почувствовала, как свело судорогой крепко сжатые пальцы. Медленно расслабила руки и погладила те места, куда только что впивалась. Наверное, там синяки останутся.
– Я думаю, это не бред. Очень похоже на преисподнюю. Ад. Там, наверное, рождаются домовые, – я вздохнула. – А ещё ты говорил на каком-то языке. Никогда такой не слышала. Если он и существует, то очень далеко отсюда.
Я ещё раз вздохнула, пытаясь привести мысли в порядок.
– Скорее всего, ты тоже не сможешь воспроизвести свою речь. Точно так, как я музыку.
– Не смогу.
Его голос звучал спокойно и привычно. Всё равно что домашние тапочки надеть. И от этого успокоилось сердце.
– Сумасшедший день. Бывают же такие.
– Я не променяю его ни на какой другой, – он сказал это правильно, сильно. – Я хочу, чтобы ты запомнила его навсегда. Закрой глаза, пожалуйста.
– Глупости какие, – проворчала я, но глаза закрыла.
Ник взял мою руку, нежно поцеловал. Я задрожала всем телом, почувствовав, как на указательный палец скользнуло кольцо. Медленно приоткрыла веки. Наверное, ахнула бы, но не смогла. Смотрела, как зачарованная, крутила руку на разные стороны, чтобы лучше рассмотреть.
Я чувствовала: кольцо металлическое. Поблескивало на пальце – гладкое, неширокое, цвета молодой травы, с выдающимся немного вверх носиком. Во вмятинке дрожит, как слеза, крохотная капелька. Осторожно дотронулась до неё, страшась, что она исчезнет. Но тревоги напрасны: блестит, переливается, гладкая и прохладная на ощупь. Лунный камень? Нет, прозрачнее и чище. Бриллиант? Нет, гладкий и не такой яркий. Горный хрусталь? Тоже не похож. Правда, не такой уж я и знаток в ювелирных изделиях.
– Это таон, – пояснил Ник.
– Никогда о таком не слышала
Он рассмеялся. Чистые звуки, в которых хочется раствориться. Барашки волн, способные приласкать и успокоить.
– Представь себе, я тоже. Таон и всё. Пусть будет как имя собственное. Не спрашивай, откуда знаю – я не отвечу. Но что это так – уверен.
– А мне и подарить нечего, – загрустила я. – Нет ничего такого ценного, чтобы осталось на память.