– Народу лишь бы языками почесать, – пожала я плечами. – Антоний Евграфович – старый друг Анастасии, – пояснила, отвечая на невысказанный вопрос.
Юрий Владимирович кивнул.
– Ты бы зашла к нам после работы? – попросил. – Я должен задержаться, разобраться с поставками, а моим сейчас поддержка нужна.
Он хитрил, но я не стала отнекиваться.
– Конечно, зайду.
Хотелось приободрить, сказать что-то успокаивающее, но промолчала: сильные мужчины часто нуждаются в помощи, но не любят выглядеть слабыми.
Погода под вечер разладилась: шёл нудный моросящий дождь, но настроения он не испортил. Шла, как и утром, наслаждаясь. Городишко уныло стряхивал капли с крыш и деревьев, чуть слышно гудел проводами и прятался в разноцветных зонтах прохожих.
Дверь мне открыл Володя. Выглядел он измученно.
– Заходи, Марина. Маме лучше.
Непривычно натыкаться на тишину в этом доме. Ни лепетанья двойняшек, ни радостного визга Бормана.
– Папа отвёз девчонок и пса к бабушке и дедушке, – пояснил Володя, увидев, как я удивлённо прислушиваюсь.
Бледная Ольга улыбалась всеми ямочками.
– Что-то я расклеилась, – всплеснула растерянно руками. – Новенькое для меня. Ни с Володькой, ни с близняшками такого не было, а тут уж очень сильно прихватило. Целый день курсирую от туалета до кровати. Ужин не приготовила, Володька голодный.
– Мам, я ел, – возмутился мальчишка.
Я улыбнулась и бодро заявила:
– Всё пройдёт и наладится.
Погладила Ольгу по животу, невольно заглядывая: как там малыш?
Маленький комочек жил и шевелился. Крохотный и прекрасный. Я сглотнула невольные слёзы.
– Володя, поможешь мне с ужином? – спросила, отворачиваясь.
Его не пришлось упрашивать. Мы возились на кухне, разговаривали и смеялись. Сварили суп и пожарили котлеты. Он смотрел, как я режу салат, и хмурил брови. Сосредоточенно, словно постигал сложный урок.
Я уговорила Ольгу немного поесть.
– Наверное, ты умеешь договариваться с любым организмом, – улыбалась Оля. – Удивительно, но мне лучше.
Я поцеловала её в щёку.
– Ты умница. Никакого договора и никакого влияния. Только ты сама. Моя мама говорит, что беременные должны сиять, потому что проглотили солнце. Ты вот как раз из тех, что сияют постоянно. Не скучай, моя хорошая. Я побежала.
– Пусть Володя проводит тебя, а то зачах без воздуха.
Я на удивление легко согласилась. Нельзя же всё время от него бегать?
Мы шли, вдыхая влажный воздух. Дождь продолжал сыпаться с небес, но я считала это прекрасным. В душе цвела разноцветными тюльпанами радость.
Мне нравилось, что у меня есть друзья. Что я могла приходить к ним просто так или чтобы помочь. Наверное, я всё же стала крохотной частичкой их клана – хотели они того или нет. Но уверена: они приняли, хотели, чтобы я находилась рядом. Это было новое в моей жизни – независимая зависимость от людей, которые в какой-то момент стали дороги.
– О чём думаешь, Марина? – спросил Володя, выводя меня из задумчивости.
– Да так, вроде ни о чём, – пожала я плечами. – Мне нравится этот дождь.
– Он оседает мелкими каплями у тебя на бровях и ресницах. Это очень красиво.
Я споткнулась и покраснела. Он смотрел с грустью. Взяла его за руку и легонько сжала пальцы.
– Природа намного красивее людей. Совершеннее. И не умеет быть плохой. Надо уметь её чувствовать – красоту, подаренную нам.
Володя вздохнул и отвёл глаза. Смотрел вдаль задумчивым, отрешенным взглядом.
– Ты мастерица, Марина, переводить разговор на другое, переиначивать слова, перекручивать смысл. Ты ведь знаешь, прекрасно понимаешь, что природа, какой бы несравненной ни была, ничто для меня, если рядом идёшь ты. Природа для меня – это ты. Девушка, которую я люблю. Девушка, которая не любит меня. Что мне делать, Марина?
Голос Володи сливался с шумом дождя, что окутывал нас со всех сторон. Я остановилась.
– Володя…
– Не надо, Марина. Я наперёд знаю все слова, что ты сейчас скажешь. Ты хороший, добрый, чистый мальчик, Володя, но поверь, это только первая любовь – прекрасная и недолговечная. Она уйдёт. В твоей жизни всё ещё будет, – скажешь ты с грустью в голосе, – а в моей жизни всё это было. Я старше и мудрее, и знаю, как это бывает. Не надо, это просто глупо, Марина. Я понимаю, что ты далека, как звёзды на небе, особенно, когда они скрыты тучами. Мне грустно.