– Я работала, – поспешила поделиться сегодняшним днём, – а перед этим любовалась комнатами за стенами, улицами и даже собственным домом изнутри. Теперь я могу заглянуть в любое помещение если раньше его видела. Странные ощущения. Потом приходил Антоний Евграфович. Он хочет основать фонд для одарённых детей. Ходила к Ольге. Она, бедняжка, мучается токсикозом. Готовила ужин. Володя меня провожал.
– И ты целовалась с ним.
Вот так. Тихо и невыразительно. Всё равно не проведёшь. Я улыбнулась:
– Читаешь мысли или подглядывал?
– Подглядывал, – вздохнул Ник.
Я взяла его за руку. В последнее время я часто находила его безошибочно. Как будто его невидимость перестаёт быть тайной.
– Тогда ты знаешь, что это подарок.
Ник судорожно вздохнул и сжал мои пальцы.
– Да. И понимаю. Но почему мне так больно? Я-то, кажется, знаю ответ. Знаешь ли его ты?
Я нежно погладила пальцы домового, прикасаясь к кольцам и ощущая тепло и вибрацию, идущие от них.
– Ты просто очень одинок, Ник. Мне жаль, что только я могу составить тебе компанию. Тебе, что так жадно тянется ко всему новому, понравилось бы общаться с людьми. Такими разными и непохожими. Поверь, это намного лучше самых умных книг. Ничто не может заменить общения. Я чувствую, что там, в прошлом, ты жил очень бурной, насыщенной жизнью. В ней не было места одиночеству и тоске. Вот почему всё стёрлось из твоей памяти. Может быть, это и к лучшему, иначе ты ненавидел бы этот дом, что стал твоей тюрьмой, и меня, потому что я единственная, кто может общаться с тобой.
– Глупости. Одиночество тут не при чём. И мне хорошо с тобой.
Я тихо рассмеялась.
– Не сердись, пожалуйста. Володя – очень хороший мальчик. Он многого достигнет в жизни. Признайся, он тебе тоже нравится.
Я почувствовала, как Ник кивнул.
– Нравится. Может, поэтому так грустно. Настанет день, и он действительно тебя завоюет.
Ох, уж это мужское собственничество!
– Давай не заглядывать в будущее. Мне нравится жить сегодняшним днём. Я предлагаю прогуляться. Ты давно не дышал свежим воздухом. Солнца нет, на улице дождь. Ну, как, идёт?
Комнату заполнил тихий смех. Конечно же, он понимал, что я перевожу разговор на другое.
– Идёт.
Я быстро оделась, взяла Ника за руку, и мы отправились бродить.
Тусклый свет фонарей, моросящий дождь, расхлябанные дороги – всё это казалось уютным, как любимый чайник со свистком. Окна домов светились разноцветно: голубые, зелёные, коричневые огни. Желтые, бежевые, сиреневые. Шторы, лампы разного накала или голубоватый свет от экранов телевизоров. Я прыснула со смеху, потому что вдруг представилось, что мы бродим по сказочной стране огней.
Ник, читая мои мысли, тоже тихо рассмеялся.
– Тише, тише, – просил он меня. – Нас же никто не видит.
– Подумают, что где-то зажимается парочка в подворотне, – возражала ему мысленно, но постаралась вести себя скромнее. – Видишь тётку под зонтом? Она устала, тянет сумки с продуктами и проклинает мужа, который, скорее всего, изменяет ей с Нинкой из соседнего подъезда. А ей ещё голову мыть и мучиться ночь на бигудях.
– Не надо. Это не совсем смешно.
– Я и не смеюсь, – вздохнула. – Ладно, честный ты мой, я не буду лезть в чужие мысли. Никто же не виноват, что ей плохо, а нам хорошо.
Наши мысли порхали, как бабочки, сплетаясь с разноцветьем ночного города.
– Хочешь, я научу тебя летать?
Неожиданно. И щедро. Но я сомневалась.
– Боюсь, у меня не получится.
– Со мной получится. А потом, когда-нибудь, ты научишься сама.
– Страшновато. Я немного боюсь высоты, – призналась нехотя.
– Ничего не бойся, когда я рядом.
Так это весомо прозвучало, что сердце забилось сильнее. Рука Ника обвилась вокруг талии, и я почувствовала, как мы плавно отрываемся от земли. Я взвизгнула от восторга и засмеялась – немного нервно, оттого что дух захватило.
– Тише, тише, – увещевал меня Ник, но я не слушалась: слишком уж сильно, до сжатой в груди спирали, рвались наружу эмоции.
Мы поднимались выше, и я уже сама вцепилась в Ника мёртвой хваткой, следя как зачарованная за огнями, что оставались внизу. Головокружение. Нереальность. Фейерверк чувств. Слишком ярко.