Эти ученые мистики говорят действительно чрезвычайно образным языком; ибо мне, профану, «голова ворона» показалась очень похожей на те заводские отбросы, которыми в Луэ мостят шоссе.
Я не стал более скрывать моего живейшего желания – присутствовать при каких-нибудь спагирических таинствах.
О, сколько угодно, – говорит Жолливе-Кастело. – Смотрите.
Он взял какое-то странное вещество, темнофиолетового цвета с красными точками, неизвестное, я думаю, обыкновенным химикам.
То, что вы видите, – сказал он, – и есть философский камень. Нам запрещено говорить, из каких элементов он состоит. Он был передан нам адептом, который желает, чтобы имя его никогда не произносилось.
Как много таинственности для химика, – прервал я.
Но вы имеете дело с алхимиком, с гиперхимиком, а это совсем другое дело.
Впрочем, – вмешался молчавший до сих пор Хуг, – вам известно, что всегда так и было. Когда в 1618 году, в Вильворде, неизвестный совершил превращение на глазах Ван Гельмонта, он принес «камень» в совершенно готовом виде и отказался сообщить его состав.
Не все ли равно? – отвечал я. – Мне хочется только «видеть».
Жолливе берет ртути, свинцу, олова, плавит их в чашечке и бросает туда кусочек философского камня; тогда на моих глазах происходит нечто похожее на галлюцинацию.
Металл сгущается, становится вязким, сжимается, и внезапно на его поверхности явственно видна золотая пленка. Внимание мое удваивается; я с трудом верю своим глазам.
Неужели произойдет превращение?
Но амальгама превращается в странного оттенка призму.
Это то, что старинные алхимики называли «хвостом павлина», – говорит Делассю.
Так это не золото? – спросил я, чувствуя себя несколько разочарованным.
Это конечно золото, – подтвердил Жолливе, – но золото временное, «неустойчивое»; оно образовалось, потом растворилось… Пока еще мы только ищем «прочное золото», но мы не отчаиваемся, – прибавил он с некоторой меланхолией.
Молодые алхимики признались мне по секрету, что после трех месяцев нагревания, по небрежности лабораторного служителя, произошло резкое охлаждение печи и баллон лопнул.
Значит, весь опыт пропал даром? – спросил я.
Не совсем, – возразил Жолливе.
И он показал мне приставшую к осколкам баллона белую пленку.
Это вещество, – объяснил он мне, – после некоторых манипуляций получит способность превращать другие металлы в серебро…
Между тем огонь пылает не переставая, аламбик все время нагрет до 300 градусов. Эти молодые люди терпеливы, как старики.
Мы вновь начали опыт, – говорит Хуг, – и, если счастье нам улыбнется, мы надеемся в начале будущего года показать вам первый слиток искусственного золота!
Я обещал побывать у них…
Что касается до меня, то я вижу в алхимии не столько химическое предприятие, слишком трудно еще выполнимое, сколько прекрасную и страшную проблему духа – тяжелого и темного под земной своей оболочкой и силой воли и страдания поднимающегося к своему лучезарному прототипу. В глубине каждого философа и моралиста скрывается алхимик.
История философского камня, это – легенда души очищающейся, переходящей от бессознательности, от познания путем страстей к торжеству воли и добродетели; это – история святых и героев. То же происходит и с поэтами; в них всегда скрывается астролог, и никогда они не поверят, что звезда волхвов не смотрит незримо на землю…
Критика оккультизма
Оккультист не желает быть, как другие, лишь скромным, простым исследователем и точным экспериментатором. Он слишком дорожит своими грезами и предвзятыми теориями, которыми тешится его расстроенное воображение.
Положим, вы берете оккультиста, разбиваете его слабые аргументы, показываете всю бедность его доказательств; вы напрасно требуете от него или доказательств логических, или твердо установленных явлений. С полным основанием вы считаете его побежденным и убежденным; конечно, так оно и есть. В запасе у него остается только одна увертка. Лафонтеновский кот сбивал с толку своих преследователей, влезая на дерево; оккультист прячется за великие клятвы, данные, по его словам, тем тайным обществам, где он состоит членом.
– Мы обладаем, – говорит он, – непогрешимыми методами, непобедимыми формулами, позволяющими нам властвовать над силами природы и разума. Но профаны недостойны таких откровений. Поэтому или вы должны восхищаться нами, и мы вовсе не обязаны сообщать вам, почему именно, или же следуйте за нами, то есть доверьтесь и повинуйтесь нам.