— Что? — спросил Форс в крайнем изумлении.
— Я убиваю, кого хочу, — повторила Тульгрен.
— Объясни, что ты имеешь в виду, — попросил Форс.
— Только то, что сказала.
— Что ты убиваешь, кого хочешь?
— Да.
— Что это значит?
— Это значит, что она просто тварь! — заорала Карин со своего места, и Форс выключил магнитофон.
— Заткни хлебало, сука, — ответила Тульгрен и повернула голову к Карин. Та поднялась со стула и быстрыми шагами подошла к девочке.
— Что ты сказала, подружка?
— Ты, сука…
Ее слова прервала пощечина.
Карин нагнулась и посмотрела Тульгрен в глаза:
— Не слышу..
— Су..
Пощечина обрушилась на другую щеку.
— Ну, скажи это еще раз. — прошипела Карин.
— Ты...
Карин отвесила ей третью пощечину.
— Я думаю, нам надо успокоиться. — заметил Форс.
— Я спокойна, Харальд. Спокойна, как слон.
— Пойди сядь.
— Я спокойна.
— Сядь.
Карин вернулась к своему столу и села. Форс включил магнитофон. Он слышал тяжелое дыхание Карин.
— Продолжим, — предложил Форс. — Ты сказала, что убиваешь, кого хочешь.
Аннели Тульгрен кивнула.
— И кого ты хочешь убить?
Аннели Тульгрен показала на Карин.
— Например, ее.
— Еще кого-нибудь?
— Черных.
— Всех?
— Да.
— Но каким образом?
Аннели Тульгрен насмешливо улыбнулась. На ее щеках горели красные пятна от пощечин.
— Ты же знаешь, что я не одна.
— Ты не одинока в своем желании убивать черных?
— Именно так.
— И кто же еще хочет убивать черных?
— У меня есть товарищи.
— Кто именно?
— Ты думаешь, я расскажу это легавому? Вы можете бить меня сколько хотите, но я ничего не скажу.
— Но ты хочешь убивать?
— Я это уже сказала.
— И Хильмера Эриксона ты тоже хочешь убить?
— На этот вопрос я не отвечу.
— Ты, наверное, не знаешь, что мы нашли Хильмера?
— Насрать мне на это.
— Мы нашли его в куче листьев.
— Мне плевать.
— Он чудовищно избит, но через несколько дней он, возможно, сможет рассказать, кто избил его так, что он потерял шесть зубов.
— Ага.
— Ты била его больше остальных?
Аннели Тульгрен вздрогнула:
— Они все растрепали?
— Кто они?
— Я ничего не сказала.
— Так это ты била сильнее остальных? — повторил Форс.
Аннели Тульгрен ответила с насмешливой улыбкой:
— А почему тебя это интересует?
— Отвечай на вопрос.
Аннели покачала головой:
— Ты себе нравишься?
— Отвечай на вопрос. Аннели.
— Ты нравишься себе, считаешь себя таким хорошим, потому что у тебя письменный стол и кабинет, в котором ты сидишь, и потому что ты легавый. Но ты ни хера не лучше других. Я могу тебе это доказать.
— Что ты можешь доказать?
— Что ты не лучше других.
— Я не лучше других, — сказал Форс. — Это ты думаешь, что в мире одни люди должны быть лучше других, но я так нс думаю.
— Не думаешь, — сказала Аннели и покачала головой. — Она повернулась на стуле и указала на Карин. — Я могу подать на нее жалобу. Она дала мне три пощечины. Ты будешь свидетелем. И я могу поклясться: ты засвидетельствуешь, что она этого не делала. Потому что вас двое. Потому что один из вас сможет сделать все что угодно, а другой скажет, что ничего подобного нс было. Я не права?
— Ты не права.
Аннели Тульгрен захохотала.
— Я подам на нее жалобу. И ты поймешь, что ты такая же свинья, как все остальные. Но выводов ты не сделаешь. Потому что у тебя вместо головы жопа.
Аннели Тульгрен поднесла выпрямленный указательный палец к своему виску, как будто это был револьвер.
— Вернемся к Хильмеру Эриксону, — предложил Форс.
Аннели раздраженно покачала головой так, что хвост заходил из стороны в сторону.
— Нет. Я хочу разговаривать с кем-нибудь другим, чтобы я смогла подать на нее жалобу за жестокое обращение.
Карин поднялась.
— Я пойду к Леннергрену и расскажу ему о том, как потеряла контроль над собой.
— Попроси Нильсона или кого-нибудь еще прийти сюда, — сказал Форс. — Дверь не закрывай.
Карин кивнула и вышла.
— Видишь? — сказала Аннели Тульгрен.
— Что? — сказал Форс. — Что такое я должен видеть?
— Ты знаешь, почему она ушла? Потому что я ее победила.
— Что ты имеешь в виду?
— Она испугалась. Но я не боюсь ни ее, ни тебя, и никого из этих гребаных свиней-полицейских. Мне на вас насрать. Вот в чем разница между вами и мной. Я не боюсь, а вот вы все обосрались от страха. Стоит только прикрикнуть на вас, как вы убегаете, поджав хвосты. Вы заслуживаете только одного — знаешь чего? — презрения.