Он уже почти отказывается от продолжения. Закрой свой рот, говорит он себе, оставь бедную женщину в покое. Но не может. Его злость слишком велика, чтобы совладать с ней, и он бросается с обрыва и начинает рассказывать ей о Седрике Уилльямсе и Риверсайд Драйв — сожалея тут же, ненавидя себя за сказанное, но остановиться уже невозможно. Х. слушает в потрясенном молчании. Его слова как удары топором, прямо по ее голове, он добивает ее.
Нет сомнения, она верит ему. Он видит это в ее взгляде на него — он говорит правду. Все равно. Он разрушает ее жизнь, и у нее нет никакого другого пути, как защитить себя. Как смеете Вы возводить такие ужасные обвинения — без доказательств, без ничего, что могло подтвердить сказанное Вами?
Я был там, говорит он. Доказательства в моих глазах, в том, что я видел.
Но она не принимает этого. Рудольф — состоявшийся профессор, интеллектуал, выходец из превосходнейшей семьи и т. д. он — ее друг, он помог прожить ей годы страданий, нет мужчины в мире, который бы сравнился с ним.
Твердый взгляд. Больше нет слез, нет жалости к самой себе. В гневе своей правоты.
У. встает, чтобы уйти. Больше нечего добавить. Только одно, что он и говорит перед самым уходом.: Я был обязан рассказать это. Остыньте от услышанного и Вы поймете, что для меня нет никакого смысла врать Вам. Я хочу, чтобы Вы и Сесиль были счастливы — только и всего — и я думаю, Вы совершаете ужасную ошибку. Если Вы не верите мне, тогда, сделайте одолженье, спросите Рудольфа — почему он постоянно носит в кармане этот нож.
Воскресное утро. Стук в дверь. Заспанный, небритый Морис, еще не отошедший от субботней попойки. Телефонный звонок для Вас, jeune homme.
У. спускается вниз к стойке портье и берет трубку. Голос Борна говорит: Я слышал, Вы рассказываете плохие вещи обо мне, Уокер. Я думал, мы понимали друг друга, а выходит так, что Вы отвернулись и ударили меня в спину. Как все евреи. Как все вонючие евреи со всеми вашими фальшивыми англо-саксонскими именами и лживыми грязными ртами. Вы знаете, есть законы. Вранье, лживые обвинения, распространение лживых обвинений. Почему бы Вам не уехать домой? Собирайте вещи и убирайтесь из Парижа. Заканчивайте Программу и вон отсюда. Если останетесь, то Вы пожалеете, Уокер, я это Вам обещаю. Я поджарю твою задницу так, что ты больше не сможешь сидеть на ней до конца твоей жизни.
Понедельник. День. Он стоит напротив Lyciie Fiinelon, ожидая выхода Сесиль. Когда она, наконец, выходит в окружении других школьниц, она смотрит на него и тут же отворачивается. Она уходит. У. бежит вслед за ней. Он хватает ее за локоть, но она сбрасывает его руку. Он вновь хватает ее, заставив ее остановиться. Что случилось? говорит он. Почему ты со мной не разговариваешь?
Как ты мог? отвечает она, крича на него. Рассказать все эти ужасные вещи моей матери. Ты свихнулся, Адам. Ты отвратителен. Твой язык должен быть вырван из твоего рта.
Он пытается успокоить ее, чтобы она выслушала его.
Я не хочу больше тебя видеть.
Он пытается в последний раз переубедить ее.
Она начинает плакать. Затем плюет ему в лицо и уходит.
Понедельник. Ночь. Объемистая, жующая жвачку шлюха на rue Saint-Denis. Первый опыт постели с проституткой. Комната воняет средством против насекомых, потом и следами рвоты.
Вторник. Он проводит весь день, гуляя по Парижу. Он видит пастора, играющего со школьниками в Luxembourg Gardens. Он дает десять франков бродяге на rue Monge. Темное небо позднего сентября сгущается вокруг него, становясь из голубого темно-синим. У него больше нет никаких идей.
Вторник. Ночь. В три часа утра раздается громкий звук. Он спит, вымотанный длительным марафоном по городу. Кто-то стучит в дверь. Даже не кто-то один, а несколько. Армия кулаков долбится в его дверь.
Два полицейских в униформе, молодые французские жандармы с пистолетами в кобурах. Пожилой человек в деловом костюме. Пьяный Морис болтается возле двери. Они спрашивают, если зовут Адам Уокер — Уолк-эйр. Они спрашивают его бумаги, подразумевая его паспорт, и, когда он передает его одному из жандармов, они его не возвращают. Затем пожилой человек приказывает жандармам обыскать комод. Нижний ящик открыт, и оттуда извлекается огромный пакет, завернутый в алюминиевую фольгу. Жандарм передает пакет пожилому, который тут же начинает разворачивать фольгу. Гашиш, говорит он. Два с половиной килограмма, может, и все три.