Четверть девятого. Ничего. Неужели не вышла? Может, не поняла меня, уснула, спит… и опять ее кто-нибудь спасет! Я испытывал страшный упадок сил. Мне казалось — второй раз я уже не решусь. Никогда еще не был я в таком отчаянии, в таком душевном расстройстве. Еще пять минут. И еще пять… Надо бы показаться на люди, а я так и прилип к стулу — и к часам. Как бы не пропустить звонок. Уйду, а телефон-то и зазвонит!
Стул жег меня все больше. Ложе Загоржево[14] — криво усмехнулся я. Пламя геенны! Я написал на бумаге длинный столбец цифр — кое-как, неразборчиво. Начал складывать. Двадцать один, двадцать пять, сорок четыре — я знал, что ошибаюсь. Неважно. Наверное, у меня жар.
В восемь тридцать пять в телефоне щелкнуло. Я вскочил… Звонка не было. Я все-таки поднял трубку.
— Алло! — кричал я в таинственное молчание провода.
Я еще и сам с ума сойду, — пришла безнадежная мысль.
И вдруг — я все еще держал трубку — затарахтело у самого уха. Да так отчаянно! Отчаянно… Дрожащей рукой положил я трубку на рычаг, и тотчас раздался ясный, веселый звонок.
Я помедлил секунду-две, а мне казалось, прошла целая вечность. Собрался с духом. Судорожно схватил трубку:
— Кто говорит?! — Кажется, я гаркнул во все горло. Никак не мог найти нужную меру. — Мыловаренный завод Хайна… У аппарата Швайцар…
Чужой, невыразимо тоненький голосок, Катин, затерянный в какой-то безмерной дали (господи, испугался я, у меня уши заложило, я глохну!), говорил ужасно быстро и невразумительно, в голосе плач, рыдания — мурашки пробежали у меня по спине. Наконец я понял. Понял! Свершилось — да, да! И я упал на стул.
Шатаясь, вышел из кабинета. Сознание говорило мне: это ничего. Так может быть. Это — как настоящее. Навстречу — Чермак.
— Господи, что с вами?!
Он явно испугался.
— Да, да, — глухо проговорил я. — Пожалуйста, машину, скорей!
Немного погодя я снова стал твердым и жестким, как камень. Зубы стиснуты. Настороженный взгляд. Сжатые кулаки. Шея одеревенела до такой степени, что я не мог повернуть головы. И всю дорогу до дому — ни слова, ни мысли! В такие минуты даже мысли могут выдать. А предстоит еще последний ход. Никаких мыслей!
Филип не вышел к воротам — открыла Анна. Я с отвращением увидел, что лицо ее вспухло и было мокрым. Нагнувшись отодвинуть запор, она издала какое-то глухое мычание, жуткое «уууу!». Меня опять пробрал мороз. Спокойно. Спокойно! — внушал я себе. Подготовься к сценам пострашнее…
Я казался себе генералом, выигравшим битву с сокрушительными потерями.
— Где она? — спросил я грозно, хрипло.
— Там! Там! — Анна показала трясущейся рукой.
Я уже и сам увидел что-то большое, белое, под самой южной стеной виллы. Страшная нерешительность овладела мной. Так вот оно! Но — почему там, почему не дома, на кровати? Это совершенно непредвиденное обстоятельство ужаснуло меня. Не знал я, что жуткая встреча так близка!
— Почему там?! — закричал я. — Почему не дома лежит?..
— Не знаю, не знаю я… — всхлипнула старуха и с причитаниями побежала в дом.
Я постоял немного. Нигде ни души. И тут заметил, что у подъезда стоит черный автомобиль доктора. Стало быть, сообразил я, ему позвонили раньше, чем мне…
Я заколебался. Куда теперь: в дом — или туда?.. Лучше прямотуда, — советовал верный внутренний суфлер. Это будет естественнее всего — преклонить колени у дорогой усопшей. И я поспешил по газону прямиком к тому месту.
Белое — это была простыня. Сначала я не мог понять, зачем она. И снова кто-то добрый внутри меня подсказал: она же мертва. Прикрыли ее, и она лежит…
Я подошел к этому. Контуры тела почти совсем скрывались под свободными складками простыни. Небольшой холмик, еле заметная впадина… Я поднял глаза — надо мной зияло то окно, рамы настежь…
Меня удивило, что все еще никто не появлялся. Где они все? Почему до сих пор не унесли ее? Осторожно, кончиками пальцев, в бесконечной борьбе с самим собой, приподнял простыню за уголок. Соня лежала ничком, сложив руки перед головой. Она была обнажена.
Небольшая лужица крови расплывалась из-под ее лица, немного крови натекло под пальцы. Струйка, тоненькая, как змейка, терялась в траве между торцами. Ноги как-то странно переплелись. Там, где она лежала, была еще тень, но быстро приближалась светлая солнечная полоса.
Мне подумалось, что, может быть, за мной откуда-нибудь следят внимательные глаза. Разум приказал: скорей входи в роль! Я опустился на одно колено. Сам себе показался невероятно тяжелым. Не знал я до сих пор, что я такой тяжелый. Бережно коснулся затылка мертвой, погладил по волосам. Тело еще не остыло.
14
Загорж — кающийся разбойник, персонаж стихов чешского поэта К.-Я. Эрбена; в переносном значении Загоржево ложе — невыносимые мучения.