— Филип, — строгим тоном обратился к нему Хайн, — неужели ты не мог за ним последить?
— Я не знал, что он идет за мной, — пробормотал подросток.
— Но ведь ничего особенного не случилось, — примирительно сказал Кунц.
— Конечно, — смущенно улыбнулся фабрикант, — только я думаю, Кирилл как-то не подходит к программе сегодняшнего вечера.
Навязчивый педагог отправился восвояси только к одиннадцати часам. Кати, помогая ему одеться в прихожей, шептала ему на ухо всякую чепуху. Кунц хохотал, гладил ее по щечке. Как видно, эти двое в отличных отношениях. Филип услужливо подал Кунцу его черную широкополую — как у художников — шляпу.
— Ах вы, детки, детки, — с довольным видом промурлыкал Кунц. Видно, любил изображать этакого доброго дядюшку.
Когда Кунц ушел, Хайн повернулся ко мне и резким тоном, каким говорят очень добрые люди, когда им не по себе, сказал:
— Я обещал вам объяснить… Если вы еще не хотите спать, не лучше ли развязаться с этим делом прямо сейчас? Я предпочитаю поскорее отделываться от неприятного.
Я заверил его, что весь к его услугам.
— В таком случае прошу ко мне.
— А Соня? — спросил я, с участием глядя на удрученную девушку.
— Соня пойдет спать.
Однако Соня спать не пошла. Она терпеливо дожидалась конца нашей беседы, и когда через час мы с Хайном расходились, то нашли ее в коридоре; маленькая любопытная, кающаяся, она плакала от одиночества и едва держалась на ногах — так смаривал ее сон.
Стены Хайнова кабинета были безвкусно расписаны широкими вертикальными полосами. У единственного окна, в углу, помещался письменный стол, над которым, в массивных золоченых рамах, висели два портрета маслом. На первом была изображена очень худая женщина неопределенного возраста. Она сидела на подушке, положенной на стул, и держала в руке небольшую чайную розу. На ней была прилегающая темная кофта, на шее красовалась костяная брошь. Со второго портрета смотрел молодой человек, почти юноша, со смелым лбом, блестящими глазами и кудрявой шевелюрой; одетый в голубой сюртук, он опирался на трость. Я без труда угадал родителей Хайна.
— Отец здесь изображен молодым, а мать уже в пожилом возрасте, — охотно пояснил Хайн. — Портрет матери написан в восьмидесятых годах, тогда мне было лет четырнадцать.
Он стал рассказывать о своих предках. Его прадед варил мыло еще в деревянном домишке, стоявшем в глухом переулочке. Домик каким-то чудом сохранился, несмотря на ветхость и частые пожары по соседству. Соня как-нибудь вам его покажет. Дед выстроил дом уже на площади и стал членом магистрата. Он был состоятельный человек, но жил скромно. Еще и при отце Хайна семья жила очень просто.
— Господи, как вспомню нашу мастерскую, смех берет! Кирпичная пристройка во дворе, в ней два котла, склад на втором этаже, в подвале топка. Мыльную массу разливали по ящикам, потом проволокой разрезали на куски и сушили на полках над кухонной плитой…
Я проклинал себя в душе, зачем выказал такой интерес к портретам. Было ясно — если Хайн продолжит в том же темпе, мы и до утра не кончим. А он рассказывал, как ездил с отцом на ярмарки…
— Больше всего мы выручали в Рогозце. Рогозец — горное местечко, туда часов пять езды. Там, на ежегодных ярмарках, горцы закупали мыло на весь год. Живо помню площадь в Рогозце, мощенную булыжником, палатку отца, помню, как я принимал деньги, пока отец взвешивал на безмене куски мыла. Отец был очень добрый человек. Слишком даже, знаете ли, добрый… Когда все шло хорошо, он так п искрился весельем, шутил… Зато когда его одолевала какая-нибудь забота, он становился невыносимым. Страшно горевал, что детей у него мало. Любопытно, сударь мой, что и у деда было только двое: мой отец да сестра его, тетя Каролина. А я до шестнадцати лет оставался единственным сыном! Отец же обожал детей. Можете себе представить, как был он счастлив, узнав, что матушка снова понесла…
Хайн помолчал, задумчиво затянулся сигарой, потом вдруг выпалил:
— Слушайте, вы правда не имели понятия о существовании Кирилла?
— Ни малейшего, — ответил я по возможности легким тоном.
Хайн нахмурился. Он вдруг как-то утратил спокойствие, в голосе его зазвучала грусть.
— Не покажется ли и вам каким-то странным, трагическим стечением обстоятельств, что катастрофа случилась с отцом неожиданно и как раз в то время, когда он был так счастлив, так ждал рождения второго ребенка? Мне было шестнадцать лет, я учился в пятом классе реального. Отец хотел дать мне специальное образование. Он был дальновиден и понимал, что если наше предприятие не разовьется, то оно погибнет. Мыловаренные заводики, оборудованные машинами, в ту пору начали расти, как грибы после дождя, а все свои познания бедный мой отец получил только от деда, да еще из опыта своего двухлетнего учения у разных мастеров.