Я выгреб из ящика груду манифестов Невидимого и набил ими карманы.
— Берите, берите, если вам интересно, — весело подбодрила меня Кати. — Только Соне не показывайте, вот вам мой искренний совет. Она рассердится.
— Ну, большое вам спасибо, барышня Кати, — произнес я с шутливой галантностью, поворачиваясь к выходу. — Спасибо, что показали мне домашний зверинец.
— Тише! Тише! — с комической серьезностью прикрикнула она на меня. — Что, если вас услышат! И вообще, все в доме зовут меня просто Кати. И вы тоже опустите-ка лучше «барышню». Понимаете, — таинственным шепотом объяснила она, — при пани тетушке даже просто нельзя меня так величать — мне же и попадет!
Кати подняла на лестнице невероятную возню со своей щеткой, а я сопровождал этот шум свистом. Ей-богу не знаю, с чего это взбрело мне в голову вести себя как мальчишка. Вообще-то я очень далек от излишней живости. Внешний мой вид всегда корректен. Мой стиль — холодность и вежливость. Но на сей раз — и в том повинна только Кати — меня обуяла какая-то лихость.
Тем разительнее был контраст, когда я увидел Соню с холодным компрессом на лбу. Она сидела — воплощенное несчастье — на низеньком пуфике у туалетного столика, зажав руки коленями. Моя веселость наткнулась на ее взгляд, исполненный упрека и жалости к себе.
— Ужасно болит голова, — объяснила она, заливаясь краской.
«Ага, знаем мы этот женский трюк, — подумал я, — хочет вызвать сострадание к себе. Так, так, оказывается, моя кошечка прекрасно владеет правилами игры в маленькие семейные ссоры! Я провинился, предпочтя общество Кати ее обществу. II вот, чтоб замаскировать это, опа повязала головку платочком. Тем лучше — сделаю вид, будто верю ей. По крайней мере, избегну ненужных объяснений и клятв».
Я простер руки над ее головой, как то делают кудесники-знахари.
— А, голова — ну, это пустяки. Просто ты не выспалась. Вот, смотри, я сейчас скажу: чары-мары-фук! И все пройдет.
Она вымученно улыбнулась.
Я хотел развлечь ее рассказом о том, что нашел в каморке сумасшедшего, но она перебила меня просьбой оставить эту тему. Мне бы пора уже усвоить, что разговоры о дяде ей не по душе. Не зная, как быть, я подсел к роялю и попытался наиграть какую-то песенку своими топорными пальцами, которые никогда не касались ни одного инструмента.
— Петр, — тихо сказала вдруг Соня, — ты не обидишься, если я попрошу ненадолго оставить меня? Понимаешь, мне действительно плохо, и лучшее лекарство для меня — абсолютная тишина.
Мне оставалось только повиноваться. Я ласково погладил ее, поцеловал в лобик и вышел на цыпочках к себе. Но в душе я был взбешен. Нет, это уж слишком! Какое бессмысленное упрямство, какая необоснованная ревность! Хорошенькое начало, нечего сказать!
Правда, походив немного по своей комнате, я уже стал досадовать на себя: зачем я внес такое расстройство в отношения с Соней? Ясно, что сегодня я несколько вышел из роли. Осторожней, Петр! Осторожней! — говорил я себе. Дело свое ты выиграл осмотрительной позиционной игрой, вернись же к испытанному методу, брось глупости! Здесь, как видно, люди очень наблюдательны, они легко обнаружат пустоту в твоем сердце!
И я положил не сближаться более с Кати, хотя ее бурный темперамент и соблазнял меня. Однако это еще не значит, что надо задирать перед ней нос. Да это и не в духе хайновского дома. А как этого добиться, я не слишком ломал себе голову. Я был мастером ловких отступлений.
К обеду Соня вышла уже без повязки на голове, но держалась замкнуто, и под глазами у нее были круги, словно она плакала.
Первыми словами, которые я обратил к Хайну после дружеского рукопожатия, была просьба помочь мне подыскать в Есенице подходящую холостяцкую квартиру. Правда, по намекам, которые делали и он сам, и Соня, я предвидел, что мне собираются предложить гостеприимство в их доме до свадьбы, но я не должен был показывать, что догадался.
— Дорогой друг, — ласково ответил Хайн, — об этом и не помышляйте. Вы приехали к нам, у нас и останетесь.
Я, разумеется, стал отнекиваться. Как можно — поселиться в доме будущего тестя? Это не принято. Общество осуждает такие промахи. И вообще я не хочу доставлять им хлопоты…
— Что за предрассудки! — улыбнулся Хайн. — Ведь то, о чем вы говорите, всего-навсего предрассудок. Вам достаточно хорошо известно наше положение в городе. Оно в какой-то мере исключительно, знаете ли. В пашем обществе мы сами создаем понятия о том, что прилично, а что нет. И если мы пригласили вас жить у нас, значит, это прилично. Оставайтесь, оставайтесь и смотрите на дело трезво: вы собираетесь жениться на моей дочери. После свадьбы вы будете жить здесь. Так что ваш переезд от нас теперь был бы простой комедией. Тут — вопрос доверия между вами и мной. Вы, сударь, имели несчастье попасть к доверчивым людям.