ъ не понимая хорошенько — куда я бѣгу. Вдругъ загремѣла музыка, и изъ Россель-Сквэра повалила толпа народа, предшествуемая красными куртками и знаменами «Арміи Спасенія». Пробраться черезъ такую толпу, — поющихъ среди улицы и насмѣхающихся надъ ними по тротуарамъ, — я не имѣлъ никакой надежды, а назадъ вернуться боялся. Въ одну минуту рѣшеніе мое было принято: я вбѣжалъ въ бѣлые ступени какого-то зданія, напротивъ рѣшетки музея, чтобы переждать тамъ, пока не отхлынетъ толпа. Къ счастію собака остановилась, заслышавъ музыку, постояла въ нерѣшимости и, поджавъ хвостъ, бросилась назадъ въ Блумсбэри-Сквэръ. Приближаясь, хоръ ревѣлъ съ безсознательной ироніей какой-то гимнъ на слова: «Когда мы ликъ Его узримъ?»; и время, пока не схлынулъ потокъ народа на тротуаръ рядомъ со мной, показалось мнѣ безконечно длиннымъ. «Тумъ, тумъ, тумъ», гремѣлъ барабанъ гулко и отрывисто, и я не тотчасъ замѣтилъ двухъ мальчугановъ, остановившихся рядомъ со мной. «Погляди-ка», говорилъ одинъ изъ нихъ. «Что поглядѣть-то?» спросилъ другой. «Ишь — слѣды. Кто-то босой. Знать, по грязи ходилъ.» Я взглянулъ внизъ: мальчишки остановились и глядѣли, разинувъ ротъ, на грязные слѣды моихъ могъ по только-что выбѣленнымъ ступенямъ. Прохожіе толкали мальчишекъ и оттирали ихъ прочь, но ихъ проклятая смекалка была насторожѣ. «Тумъ, тумъ, тумъ… Когда, тумъ, мы ликъ Его, тумъ, узримъ, тумъ, тумъ.» «Чтобъ мнѣ провалиться», говорилъ одинъ изъ мальчишекъ, «если по этимъ ступенькамъ не взошелъ кто-то босикомъ». «И назадъ не сходилъ; а изъ ноги-то у него кровь текла.» Самая густая толпа между тѣмъ уже миновала. «Гляди, Тэдъ!» воскликнулъ младшій изъ сыщиковъ тономъ самаго глубокаго удивленія и прямо показалъ мнѣ на ноги. Я посмотрѣлъ внизъ и тотчасъ увидѣлъ смутный очеркъ ихъ формы, обрисованный брызгами грязи. На минуту я остолбенѣлъ. «Чудно!» сказалъ старшій. «Право слово, чудно! Будто привидѣніе ноги, ишь ты!» Онъ нерѣшительно подходилъ ко мнѣ, протянувъ руку. Какой-то прохожій остановился посмотреть, что такое онъ ловитъ, потомъ дѣвушка. Еще минута, — и онъ бы тронулъ меня. Тутъ я понялъ, что мнѣ дѣлать. Шагнувъ впередъ, при чемъ мальчикъ съ крикомъ отскочилъ прочь, я быстрымъ движеніемъ перемахнулъ черезъ ограду въ портикъ сосѣдняго дома. Но меньшой мальчикъ зорко уловилъ это движеніе, и не успѣлъ я сойти со ступенекъ на тротуаръ, какъ, оправившись отъ своего минутнаго изумленія, онъ уже кричалъ, что ноги теперь перепрыгнули черезъ стѣну. Всѣ бросились смотрѣть и видѣли, какъ съ быстротою молніи появлялись на свѣтъ Божій мои новые слѣды на нижней ступени и на тротуарѣ. «Что тамъ такое?» спросилъ кто-то. «Ноги! Глядите! Ноги бѣгутъ!» Весь народъ на улицѣ, кромѣ моихъ трехъ преслѣдователей, стремился за «Арміей спасенія», и этотъ потокъ задерживалъ не только меня, но и ихъ. Поднялись восклицанія, удивленіе и разспросы. Кувыркомъ перелетѣвъ черезъ какого-то парня, я все-таки выбрался таки изъ толпы и черезъ минуту бѣжалъ, сломя голову, вокругъ Россель-Сквэра, съ шестью или семью изумленными людьми, гнавшимися за мною по слѣду. Объясняться имъ было некогда, а то вся толпа, навѣрное, бросилась бы за мною. Дважды я огибалъ углы, трижды перебѣгалъ черезъ улицу и возвращался назадъ тою же дорогой, и когда ноги мои стали горѣть и высыхать, мокрые слѣды потускнѣли, наконецъ, я смогъ улучить минуту отдыха, воспользовался ею, чтобы оттереть ноги руками, и, такимъ образомъ, скрылся окончательно. Послѣднее, что я видѣлъ изъ погони, была маленькая кучка человѣкъ въ двѣнадцать, разсматривавшихъ въ безграничномъ недоумѣніи медленно высыхавшій слѣдъ ноги, причиненный лужею въ Тавистокъ-Сквэрѣ,- слѣдъ, столь же одинокій и необъяснимый, какъ единственная находка Робинзона Крузоэ въ его пустынѣ. На бѣгу я согрѣлся до нѣкоторой и бодрѣе продолжалъ свой путь по окружавшей меня теперь сѣти глухихъ переулковъ. Спина у меня болѣла и коченѣла, челюсть ныла отъ пальцевъ извозчика, и кожа на шеѣ была содрана его ногтями, въ ногахъ я чувствовалъ сильную боль и хромалъ немного отъ порѣза одной изъ нихъ. Встрѣтился мнѣ тутъ же какой-то слѣпой, и я, прихрамывая, бросился отъ него бѣжать, боясь чуткости его воспріятій. Раза два наталкивался я на прохожихъ и изумлялъ ихъ неизвѣстно откуда происходившими ругательствами. Потомъ въ лицо мнѣ стало потихоньку спускаться что-то мягкое, и весь сквэръ покрылся тонкимъ слоемъ медленно падавшихъ хлопьевъ снѣга. Я простудился и, несмотря на всѣ старанія, то и дѣло, чихалъ. Всякая собака, попадавшаяся мнѣ по дорогѣ, со своимъ уткнутымъ въ землю носомъ и любопытнымъ пофыркиваньемъ, была для меня источникомъ ужаса. Вскорѣ мнѣ стали попадаться бѣжавшіе и кричавшіе на бѣгу люди, сначала немногіе, потомъ еще и еще. Въ городѣ былъ пожаръ. Они бѣжали по направленію къ моей квартирѣ, и, оглянувшись на одной улицѣ, я увидѣлъ клубы чернаго дыма надъ крышами и телефонными проволоками. Это горѣла, навѣрное, моя квартира; мое платье, аппараты, все мое имущество, кромѣ чековой книжки и трехъ томовъ замѣтокъ, оставленныхъ мною въ Портлэндъ-Стритѣ,- были въ этой квартирѣ. Все это горѣло! Ужъ и правду сказать, я дѣйствительно сжегъ свои корабли. Весь домъ пылалъ.