олпы, которая продолжала глазѣть на дымившіяся развалины подожженнаго мною дома. Первой моей задачей было добытъ платье. Попавшаяся мнѣ по дорогѣ лавочка, гдѣ продавались самые разнообразные предметы, — газеты, сласти, игрушки, канцелярскія принадлежности, завалявшіеся святочные предметы, между прочимъ, цѣлая коллекція масокъ и носовъ, — снова навела меня на мысль, появившуюся у меня при видѣ игрушекъ въ «Омніумѣ». Я повернулъ назадъ уже болѣе не безцѣльно и окольными путями, избѣгая многолюдныхъ мѣстъ, направился къ лежащимъ по ту сторону Странда глухимъ переулкамъ; мнѣ помнилось, что въ этомъ кварталѣ,- хотя, гдѣ именно, я хорошенько не зналъ, — было нѣсколько лавокъ театральныхъ костюмеровъ. День былъ холодный, съ пронзительнымъ сѣвернымъ вѣтромъ. Я шелъ быстро, чтобы никто не наткнулся на меня сзади. Каждый переходъ черезъ улицу былъ опасностью, каждый прохожій требовалъ зоркаго наблюденія. Какой-то человѣкъ, котораго я нашелъ въ концѣ Бедфордъ-Стрита, неожиданно обернулся и сшибъ меня съ ногъ, я упалъ прямо на мостовую, почти подъ колеса проѣзжавшаго мимо кэба; стоявшіе тутъ же извозчики подумали, что у него случилось нѣчто въ родѣ удара. Это столкновеніе такъ меня напугало, что я пошелъ на Ковентгарденскій рынокъ и присѣлъ тамъ, въ укромномъ уголкѣ, у лотка съ фіалками, весь дрожа и съ трудомъ переводя духъ; тамъ я просидѣть довольно долго, но чувствовалъ, что простудился опять. Я принужденъ былъ уйти, чтобы не привлечь чьего-нибудь вниманія своимъ чиханіемъ. Наконецъ, я достигъ цѣли своихъ поисковъ; это была грязная, засиженная мухами лавчонка въ переулкѣ близъ Дрэри-Лэна съ выставленными въ окнѣ платьями изъ мишурной парчи, фальшивыми драгоцѣнными камнями, париками, туфлями, домино и карточками актеровъ. Лавка была старомодная, темная и низкая, и надъ нею громоздились еще четыре этажа мрачнаго и угрюмаго дома. Я заглянулъ въ окно и, не увидавъ никого, вошелъ. Отворенная мною дверь привела въ движеніе колокольчикъ. Я оставилъ ее отворенной, обогнулъ пустую подставку для костюмовъ и спрятался въ уголкѣ за большимъ трюмо. Съ минуту никто не приходилъ. Потомъ я услышалъ гдѣ-то тяжелые шаги, и въ лавку вошли. У меня уже былъ теперь опредѣленный планъ. Я думалъ пробраться въ домъ, спрятаться наверху, выждать и, когда все стихнетъ, разыскать себѣ парикъ, маску, очки, костюмъ и явиться на свѣтъ Божій, хоть и въ довольно нелѣпомъ, но все же приличномъ видѣ. Кромѣ того, случайно, конечно, я могъ украсть въ домѣ какія ни на есть деньги. Вошедшій въ лавку былъ низенькій, слегка горбатый человѣчекъ съ нависшими бровями, длинными руками и очень короткими кривыми ногами. Повидимому, я засталъ его за ѣдой. Онъ оглянулъ лавку какъ бы въ ожиданіи, которое смѣнилось сначала удивленіемъ, потомъ гнѣвомъ, когда оказалось, что лавка пуста. «Чортъ бы побралъ этихъ мальчишекъ!» сказалъ онъ, выходя на улицу и оглядывая ее въ обѣ стороны. Черезъ минуту онъ возвратился, съ досадой захлопнулъ дверь ногою и, бормоча то-то про себя, пошелъ къ двери въ квартиру. Я послѣдовалъ было за нимъ, но при звукѣ моего движенія онъ остановился, какъ вкопанный. Я также остановился, пораженный его чуткостью. Онъ захлопнулъ дверь квартиры передъ самымъ моимъ носомъ. Я стоялъ въ нерѣшимости. Вдругъ послышались возвращавшіеся назадъ шаги, и дверь снова отворилась. Онъ оглянулъ магазинъ, какъ будто все еще въ нѣкоторомъ сомнѣніи, проворчалъ что-то, посмотрѣлъ на прилавокъ, заглянулъ за шкафы и остановился въ недоумѣніи. Дверь за собою онъ оставилъ отворенной; я юркнулъ въ сосѣднюю комнату. Это была странная конурка, очень скудно меблированная, со множествомъ большихъ масокъ въ углу. На столѣ стоялъ запоздалый завтракъ; слышать запахъ кофе и видѣть, какъ вернувшійся хозяинъ лавки преспокойно принялся за ѣду, раздражало меня до нельзя. И манеры его при ѣдѣ были такія противныя! Въ комнату выходило три двери, — одна наверхъ, другая внизъ, но всѣ онѣ были затворены. Выйти при немъ я не могъ, не смѣть даже пошевелиться, боясь его чуткости, а въ спину мнѣ дуло. Два раза я чуть было не чихнулъ. Зрительная сторона моихъ впечатлѣній была любопытна и нова, но я все-таки страшно усталъ и пришелъ въ сильнѣйшее раздраженіе задолго до того, какъ хозяинъ покончилъ съ ѣдою. Но онъ кончилъ-таки, наконецъ, поставилъ обгрызенныя тарелки на черный жестяной подносъ, на которомъ прежде стоялъ чайникъ, и, собравъ крошки съ испачканной горчицей скатерти, приготовился все это выносить. Тяжелый подносъ помѣшалъ ему затворять за собой дверь, что онъ иначе сдѣлалъ бы непремѣнно. Никогда не видалъ я такого охотника затворять двери! Я сошелъ за нимъ въ очень грязную кухню и кладовую въ подвальномъ этажѣ, имѣлъ удовольствіе видѣть, какъ онъ мылъ посуду, и, найдя свое дальнѣйшее присутствіе безполезнымъ и кирпичные полы черезчуръ холодными, для босыхъ ногъ, вернулся наверхъ и сѣлъ въ кресло передъ каминомъ. Каминъ топился плохо, и почти безсознательно я подложилъ туда немного угля. Шумъ, который я при этомъ произвелъ, тотчасъ привлекъ хозяина. Онъ грозно всталъ среди комнаты, потомъ началъ обшаривать всѣ углы и чуть не коснулся меня. Но и этотъ обзоръ, кажется, не удовлетворилъ его. Уходя, онъ остановился на порогѣ и еще разъ окинулъ взглядомъ комнату. Ждать въ маленькой гостиной мнѣ пришлось очень долго; наконецъ онъ вернулся, отворилъ дверь наверхъ, и я тихонько пошелъ за нимъ. На лѣстницѣ онъ вдругъ остановился, и я чуть было не наскочилъ сзади на него. Онъ постоялъ съ минуту, глядя мнѣ прямо въ лицо и прислушиваясь. «Честное слово», проговорилъ онъ, «точь-въ-точь…» Его длинная волосатая рука теребила нижнюю губу, глаза перебѣгали вверхъ и внизъ по лѣстницѣ. Потомъ онъ еще что-то проворчалъ, опять вошелъ наверхъ, уже держась за ручку двери, снова остановился, и на лицѣ его выразилось прежнее сердитое недоумѣніе. Очевидно, онъ началъ замѣчать легкій шорохъ моихъ движеній у себя за спиною. Слухъ у него, должно быть, былъ удивительный. Вдругъ имъ овладѣло бѣшенство. «Если въ домѣ кто-нибудь есть…» крикнулъ онъ съ проклятіемъ и, не докончивъ угрозы, сунулъ руку въ карманъ, не нашелъ того, что искалъ, и, рванувшись мимо меня, шумно и сердито помчался внизъ. Но я не пошелъ за нимъ; я сѣлъ на верхней ступени лѣстницы ждать его возвращенія. Вскорѣ онъ вернулся, все еще бормоча что-то про себя, отворилъ дверь и, не давъ мнѣ времени войти, захлопнулъ ее передъ моимъ косомъ. Я рѣшилъ осмотрѣть домъ, что потребовало довольно много времени, такъ какъ нужно было подвигаться какъ можно тише. Домъ былъ очень старъ, ветхъ, сыръ такъ, что обои въ верхнемъ этажѣ совсѣмъ отвисли, и полонъ крысъ. Большинство дверныхъ ручекъ заржавѣло, и я боялся ихъ повертывать. Многія изъ осмотрѣнныхъ мною комнатъ были совсѣмъ пустыя, другія завалены театральнымъ хламомъ, судя по виду, купленнымъ изъ вторыхъ рукъ. Въ комнатѣ рядомъ съ комнатой хозяина я нашелъ кучу стараго платья, сталь рыться въ ней и такъ увлекся, что опять забылъ очевидную тонкость его слуха. Послышались крадущіеся шаги, и, поднявъ голову какъ разъ во время, я увидѣлъ хозяина; онъ высовывался изъ-за груды развороченнаго платья, и въ рукахъ у него былъ стариннаго устройства револьверъ. Я простоялъ, не двигаясь ни однимъ членомъ, пока онъ подозрительно оглядывался кругомъ, разинувъ ротъ и выпучивъ глаза. «Должно, она», проговорилъ онъ медленно. «Чортъ бы ее побралъ!» Онъ тихонько затворилъ дверь, и тотчасъ же въ замкѣ щелкнулъ ключъ. Шаги его стали удаляться. Я вдругъ понялъ, что запертъ, и сначала не зналъ, что дѣлать; прошелъ отъ двери къ окну и обратно и остановился въ недоумѣніи. Меня охватила злоба. Я рѣшилъ, однако, прежде всего пересмотрѣть платье, и при первой своей попыткѣ въ этомъ направленіи уронилъ большой узелъ съ верхней полки. Это опять привлекло хозяина, уже совершенно разсвирѣпѣвшаго. На этотъ разъ онъ прямо коснулся меня, отскочилъ въ изумленіи и замеръ на мѣстѣ, не зная, что подумать. Черезъ нѣкоторое время онъ какъ будто успокоился. «Крысы», сказалъ онъ вполголоса, приложивъ пальцы къ губамъ, очевидно, нѣсколько испуганный. Я преспокойно вышелъ изъ комнаты, но подо мною скрипнула половица. Тутъ проклятый старикашки пошелъ рыскать по всему дому, всюду запирая двери, а ключа пряталъ въ карманъ. Когда я понялъ, что онъ затѣялъ, у меня сдѣлался припадокъ бѣшенства, и я съ трудомъ сдержался настолько, чтобы дождаться удобной минуты; уже зная теперь, что онъ въ домѣ одинъ, я безъ дальнѣйшихъ околичностей стукнулъ его по головѣ.