Ничего не могу с собой поделать. Я наклоняюсь, концентрируюсь и толкаю собак в разных направлениях. Внезапно они начинают носиться кругами, и Карен с Айваном оказываются в центре между натянутыми поводками. Молодых людей бросает друг к другу, и, хотя сначала они шокированы, неловкость быстро сменяется улыбками и смехом. Собаки неистово лают; дети несутся к ним, чтобы посмотреть, что случилось. Айван и Карен прижимаются друг к другу, стараясь выпутаться.
Я тоже улыбаюсь. Понятия не имею, как моя улыбка выглядела со стороны, но это не важно – главное она была искренней.
Не уверен, что эта маленькая искорка, которая промелькнула между Айваном и Карен благодаря мне, вырастет во что-то большее. И все же я спешу домой в хорошем настроении. Я жду, пока миссис Уайли из квартиры 4А откроет дверь, чтобы войти в дом, и вбегаю вслед за ней. Мы вместе поднимаемся на лифте на четвертый этаж, а затем я нажимаю кнопку, чтобы спуститься на третий. Выйдя из лифта, я вижу, что перед квартирой 3B стоит девушка с тремя пакетами из ИКЕА. Пока она роется в сумке в поисках ключа, все три сумки падают на пол. Я с опаской прохожу мимо нее, потом жду у собственной двери: пока она возится в коридоре, у меня нет ни малейшей возможности достать ключ из потайного места, где он спрятан, и открыть дверь. Я стою и наблюдаю, как девушка засовывает обратно в пакет пару подставок для книг и несколько рамок для фотографий. Она осыпает проклятьями то ли себя саму, то ли свои сумки – точно не знаю. Погрузившись в мысли о том, что Сьюки Максвелл скорее умерла бы, чем позволила предметам из ИКЕА попасть в ее идеальную квартиру, я даже не замечаю, что эта новая девушка смотрит прямо туда, где я стою.
– Ты что, и дальше собираешься здесь стоять? – спрашивает она. – Это у тебя развлечение такое, да?
По телу словно пробегает электрический разряд, и я возношусь к такой степени осознания себя, какой прежде никогда не чувствовал. Я оборачиваюсь, чтобы посмотреть, нет ли кого у меня за спиной.
Никого.
– Я к тебе обращаюсь, – говорит девушка.
Не верю своим ушам.
Она меня видит.
Глава вторая
Я думала, что в Нью-Йорке все будет по-другому. Но вот я стою, и резкие слова со свистом слетают с моих губ, точно отравленные дротики. Все так же, как было дома – каждый день. Но ведь этот мальчик вовсе ни на что не напрашивался. Ничего такого он не сделал. В конце концов, он не виноват в том, что я уронила пакеты.
И – чего уж там – он вовсе не мальчик. Он явно примерно моего возраста. Моя мама назвала бы его моим «ровесником». По крайней мере, во время нашей поездки она то и дело напоминала мне, чтобы я искала своих «ровесников», как будто они какие-то особи на грани исчезновения и единственной целью является поймать их и каталогизировать, если, конечно, я не исчезну вовсе в результате переселения моей семьи на чуждую нам территорию.
Однако у меня появилась привычка мысленно прибавлять себе десять лет. Не то чтобы меня так захватило сознание собственной зрелости или чего-то в этом роде, но я уже давно не соотносила свою жизнь с тем, как живут так называемые ровесники. Полагаю, этот парень – «нормальный» шестнадцатилетний, как и все другие парни, тогда как я – шестнадцатилетняя из серии «жизнь может сгубить меня на корню – и, скорее всего, так она и поступит».
И хотя я вовсе не придерживаюсь того мнения, что каждая особь мужского пола должна открывать передо мной дверь или бросать мне под ноги свой плащ, чтобы я могла перейти через лужу во время прогулки в дождливый день, он мог хотя бы пробормотать: «Вот засада!» или подтолкнуть ко мне выпавшую вазу Färm. Как-никак эта ваза подкатилась прямо к нему и теперь лежит у его ног.
Мне так и хочется фыркнуть: «Ладно, можешь забрать себе!» и забросить оставшиеся пакеты в квартиру, завершив всю сцену победоносным хлопаньем дверью.
Однако эта затея не пройдет, потому что я все еще ползаю на коленях во всем этом хаосе, состоящем из рамок для фотографий, диванных подушек и стаканов с названиями вроде Flukta и Varmt, которые, как я совершенно убеждена, всего лишь ругательства, с помощью которых шведы издеваются над нами. Я начинаю шарить по полу в коридоре, пытаясь понять, куда упали мои ключи.
Я чувствую укол совести: знак того, что рефлекторный взрыв ярости прошел и теперь я испытываю вину из-за того, что накричала на него, не говоря уже о дикой неловкости.
А он просто стоит там и смотрит на меня.
Вина и смущение уже заполняют мою грудь, сдавливают горло, вызывая желание перенестись куда угодно, лишь бы не оставаться в этом здании, которое совершенно не похоже на дом, но почему-то служит мне домом. Но я не в силах сдвинуться с места; ноги словно привинчены к полу этого коридора, вызывающего у меня приступ клаустрофобии.