Амайя дождалась, пока все присутствующие подойдут к родителям, чтобы выразить им свои соболезнования, прежде чем приблизиться к могиле, уже накрытой толстой плитой из серого мрамора, на которой еще не было высечено имя Айнои.
— Амайя.
Она еще издалека заметила приближающегося к ней Виктора, который прокладывал себе путь сквозь толпу прихожан, окруживших родителей погибшей девочки, подобно паводку. Она знала Виктора с тех пор, как была маленькой девочкой, а он только начал встречаться с Флорой. Ее сестра рассталась с мужем два года назад, но для Амайи Виктор навсегда останется зятем.
— Привет, Амайя, как дела?
— Хорошо, насколько это возможно в данных обстоятельствах.
— Ну да, конечно, — произнес Виктор, с потерянным видом оглянувшись на могилу. — Но я все равно очень рад тебя видеть.
— Я тоже. Ты пришел один?
— Нет, с твоей сестрой.
— Я вас не заметила.
— А мы тебя видели…
— И где же Флора?
— Ты же ее знаешь. Она уже ушла. Не обижайся на нее.
По посыпанной гравием дорожке к ним шли тетя Энграси и Роз. Виктор тепло их поприветствовал и зашагал к выходу с кладбища. У ворот он еще раз обернулся и помахал им рукой.
— Я не знаю, как он ее терпит, — заметила Роз.
— Он этого уже не делает. Ты забыла, что они расстались? — напомнила ей Амайя.
— Чего он уже не делает? Флора ведет себя, как собака на сене. Сама не ест и другому не дает.
— Да, эта поговорка как раз о Флоре, — поддержала ее тетя Энграси.
— Буду иметь это в виду. Мне как раз необходимо с ней повидаться.
Открывшаяся в 1865 году кондитерская «Бисквиты Саласар» была одним из самых старых цехов по производству сладостей в Наварре. Им владели шесть поколений семьи Саласар. Но именно Флора сумела дать производству толчок, необходимый для того, чтобы вывести его на качественно новый уровень. На фасаде сохранилось высеченное в мраморе оригинальное название кондитерской, но широкие деревянные ставни сменились толстыми дымчатыми стеклами, не позволяющими заглянуть внутрь. Обойдя здание, Амайя подошла к двери магазина, которая в рабочие часы всегда была открыта, и постучала костяшками пальцев. Внутри она увидела группу упаковывавших печенье и о чем-то оживленно болтавших рабочих. С некоторыми из них она была знакома. Она поздоровалась и направилась к кабинету Флоры, вдыхая сладкий аромат муки, смешанной с сахаром и растопленным маслом. Много лет это был ее собственный запах. Он пропитал ее одежду и ее волосы, подобно стойкому генетическому признаку. Ее родители начали, а Флора уверенно довела модернизацию производства до конца. Амайя увидела, что старые печи сменились новыми, а вместо старинных мраморных столов, на которых замешивал тесто ее отец, теперь тут стояли столы с крышками из нержавеющей стали. Различные зоны цеха разделяли сверкающие чистотой стеклянные перегородки, и, если бы не вездесущий аромат сиропа, можно было подумать, что Амайя вошла не в кондитерскую, а в операционную. Но что ее действительно удивило, так это обстановка кабинета Флоры. Занимавший целый угол дубовый стол являлся единственным офисным предметом мебели. Большую часть кабинета занимала большая кухня в деревенском стиле с камином и стол с деревянной столешницей. Этот неожиданно уютный ансамбль завершали цветастый диван и современная кофеварка.
Флора готовила кофе, расставляя чашки и блюдца. Казалось, она ожидает гостей.
— Я тебя ждала, — произнесла она, не оборачиваясь на звук отворившейся двери.
— Наверное, это единственное место, где ты вообще умеешь ожидать. С кладбища ты убежала едва не бегом.
— Дело в том, сестра, что я не могу позволить себе попусту терять время. У меня есть работа.
— Как и у всех, Флора.
— Не совсем так, сестра. Некоторым приходится работать больше, чем другим. К примеру, у Роз, а точнее, у Розауры, как она предпочитает, чтобы ее теперь называли, времени предостаточно.
— Я не знаю, зачем ты это говоришь, — отозвалась Амайя, одновременно удивленная и обеспокоенная пренебрежением, с которым Флора отзывалась о ее старшей сестре.