Скагс повесил компас на мачту напротив румпеля и скомандовал:
— Поставить парус, мистер Рамси. Держать направление на сто пятнадцать градусов к ост-зюйд-осту.
— Есть, капитан. Мы, стало быть, не к Австралии пойдем?
— Лучше всего нам рассчитывать на западное побережье Новой Зеландии.
— И насколько, по-вашему, оно далеко?
— Шестьсот миль, — ответил Скагс так, словно песчаный пляж уже маячил на горизонте.
Рамси нахмурился и обвел взглядом переполненный плот. На глаза ему попалась группа осужденных, которые о чем-то деловито беседовали вполголоса. Наконец он мрачно выговорил:
— Не верится мне, чтобы хоть кто-то из нас, людей богобоязненных, дождался спасения в окружении такой кучи мрази.
Море оставалось спокойным еще пять дней. Пассажиры плота обвыкли жить в условиях принудительного распределения. Жестокое солнце пекло неимоверно, обращая плот в ад огнедышащий. Не одному человеку приходила в голову отчаянная мысль броситься в воду и остудить тело, но к плоту уже в предвкушении легкой поживы подобрались акулы. Матросы ведрами лили соленую воду на парусиновый тент, но это приводило лишь к тому, что под ним становилось нечем дышать.
В душах арестантов печаль стала уступать место коварству. Люди, проведшие два месяца в темном трюме, заволновались, оказавшись без защиты корпуса клипера. Все чаще осужденные кидали на матросов и солдат яростные взгляды и злобно бормотали им вслед. Это не прошло мимо внимания Скагса. Он приказал лейтенанту Шеппарду, чтобы солдаты держали мушкеты заряженными и были настороже.
Джесс Дорсетт изучающе разглядывал высокую женщину с золотистыми волосами. Та сидела одна возле передней мачты. Она не желала потакать обстоятельствам, обращать внимание на тяготы и тешить себя какими бы то ни было ожиданиями. Казалось, она совсем не замечала других женщин-осужденных, редко вступала в разговоры, предпочитая молчаливо держаться в сторонке. «С достоинством женщина», — решил для себя Дорсетт.
Проскользнув змеей среди тел, сгрудившихся на плоту, он подобрался поближе к ней. Тут его заметил солдат и взмахом мушкета приказал: «Осади назад». Дорсетт был человеком терпеливым и дождался смены караула. Заступивший солдат незамедлительно начал похотливо посматривать на женщин, а те в ответ принялись насмехаться над ним. Дорсетт, воспользовавшись тем, что страж отвлекся, придвинулся вплотную к воображаемой черте, отделявшей мужчин от женщин. Блондинка не отреагировала: взгляд ее был устремлен вдаль, на что-то, одной только ей видимое.
— Англию высматриваете? — с улыбкой спросил Дорсетт.
Женщина обернулась, смерила его взглядом, словно решая, стоит ли удостаивать незнакомца вниманием.
— Маленькую деревушку в Корнуолле.
— Где вас схватили?
— Нет, под арест я попала в Фалмуте. [3]
— За попытку убить королеву Викторию?
Глаза женщины блеснули, она рассмеялась.
— За кражу одеяла.
— Озябли, должно быть?
Лицо женщины стало серьезным.
— Я его для отца взяла. Он умирал от болезни легких.
— Прошу прощения.
— А вы разбойник с большой дороги.
— Был им до тех пор, пока лошадь не сломала ногу и меня не настигла королевская полиция.
— И зовут вас Джесс Дорсетт.
Ему польстило, что женщина знает, кто он такой; он даже подумал, уж не справлялась ли она о нем.
— А вы…
— Бетси Флетчер, — без колебания отозвалась она.
— Бетси, — произнес Дорсетт, рисуясь, — считайте меня своим защитником.
— Фасонистый разбойник мне ни к чему, — сказала Бетси, как отрезала. — Я и сама могу за себя постоять.
Дорсетт обвел рукой плотно сбившуюся ораву на плоту:
— Пара сильных рук может вполне пригодиться вам до того, как мы снова ступим на твердую землю.
— С чего это я должна верить человеку, который ни разу в жизни не испачкал себе руки?
Он заглянул ей в глаза:
— Я, может, в свое время и ограбил несколько карет, но мало в чем уступаю добрейшему капитану Скагсу. Скорее всего, я единственный из мужчин, который, можете быть уверены, не воспользуется слабостью женщины.
Бетси Флетчер повернулась и указала на грозного вида тучи, которые стремительно гнал на них посвежевший ветер:
— Расскажите, мистер Дорсетт, как вы собираетесь защитить меня от этого?
— Теперь самое время, капитан, — сказал Рамси. — Нам лучше убрать паруса.
Скагс мрачно кивнул.
— Нарежьте коротких концов из запасных снастей и раздайте осужденным. Скажите этим бедолагам, пусть привяжут себя к плоту, чтоб от качки не пострадать.
На море поднялось неприятное волнение, плот закачался с носа на корму и с борта на борт. Волны перекатывались через сбившуюся массу тел. Шторм и вполовину не набрал силы тайфуна, сгубившего «Гладиатора», однако очень скоро стало невозможно различить, где кончается плот и начинается море. Волны вздымались все выше, ветер срывал с их гребней белую пену.
Дорсетт, пустив в дело две веревки — свою и Бетси, привязал ее к мачте. Потом обмотался вантами и превратился в щит, укрывавший Бетси от свирепых волн. В добавление к прежним страданиям на пассажиров плота обрушился шквалистый дождь. Он хлестал их с такой силой, будто черти камнями швырялись.
Единственным звуком, перекрывавшим злобный рев шторма, был голос Скагса. Забористо ругаясь, капитан призывал матросов надежнее закрепить тару с провизией. Матросы, изнемогая, удерживали ящики и бочонки до тех пор, пока волна, вдруг выросшая до небес, не загнала плот глубоко под воду. Все, кроме Задиры, решили, что наступила их последняя минута. Скагс, затаив дыхание и сомкнув веки, проклинал разбушевавшуюся стихию.
Целую вечность плот нехотя продирался сквозь бурлящую массу пены. Когда ему удалось подняться на поверхность, те, кого не унесло в море, принялись хватать ртом воздух и откашливать соленую воду.
Капитан оглядел плот и ужаснулся. Всю кучу провизии будто корова языком слизала. Однако ужаснее было другое. Ящики, перед тем как сгинуть в пучине, проредили и ряды осужденных. Некому было ответить на жалобные крики о помощи. Одичавшее море пресекло любые попытки к спасению. Уцелевшим осталось только оплакивать погибших товарищей.
Шторм бушевал всю ночь, нанося людям болезненные удары, окатывая их сверху донизу. К утру море начало успокаиваться, шквалистый ветер сменился легким южным бризом, но расслабиться никому не пришло в голову. Нужно было бдительно следить, как бы море не огрызнулось напоследок и не смыло оставшихся в живых за борт.
Когда Скагсу наконец-то удалось твердо встать на ноги и полностью оценить ущерб, причиненный стихией, он с трудом оправился от потрясения. Алчное море поглотило все бочонки с пресной водой. А вот и еще одно бедствие: на мачтах — жалкие обрывки парусины.
Капитан приказал Рамси и Шеппарду сосчитать пропавших. Таковых оказалось двадцать семь.
Лейтенант Шеппард печально качал головой, оглядывая обитателей плота:
— Бедняги! Они похожи на утопших крыс.
Скагс приказал команде набрать в парусиновые обрывки воды.
— И быстро, не то ливень прекратится.
— Нам больше не в чем хранить воду, — мрачно сообщил Рамси. — И потом, если обрывки пойдут на плошки, то из чего паруса шить?
— Когда каждый напьется, мы восстановим паруса и продолжим двигаться в направлении ост-зюйд-ост.
Едва на плоту зашевелилась жизнь, Дорсетт выпутался из мачтовых вант и, обняв Бетси за плечи, заботливо спросил:
— Детка, с вами все в порядке?
Она глянула на него сквозь длинные пряди волос:
— Я ни за что не отправлюсь на королевский бал, как облезлая кошка. Пусть меня промочило до костей, но я рада, что жива.