— Не будь дураком, — осклабился Дорсетт. — Присоединяйся. Брось бриллианты, переходи на службу к драгоценным самоцветам. Шевели мозгами, Гейб. Цвет — вот волна, которая взметнет будущий рынок ювелирных изделий.
Страузер усилием воли сдержал гнев, рвущийся наружу.
— Моя семья торговала алмазами в десяти поколениях. Я жил и дышал бриллиантами. И не мне поворачиваться спиной к традициям. У тебя, Артур, грязные руки и скверная душа. Я лично буду бороться с тобой по всем статьям до тех пор, пока ты не перестанешь влиять на рынок.
— Поздно спохватился, — холодно произнес Дорсетт. — Стоит только драгоценным самоцветам завоевать рынок, как бриллиантовая мания исчезнет в одну ночь.
— Не исчезнет, если я встану на защиту.
— Ты что собираешься делать?
— Предупредить совет директоров о твоих намерениях. Пусть картель предпримет незамедлительные меры, чтобы сорвать твои планы.
Дорсетт мрачно посмотрел на Страузера:
— Не думаю, что это возможно.
Страузер не уловил смысла сказанного и повернулся, собираясь уйти.
— Раз ты не прислушиваешься к голосу разума, мне нечего больше сказать. Счастливо оставаться, Артур.
— Погоди, Гейб, у меня есть для тебя подарок.
— Мне от тебя ничего не нужно! — сердито вскричал Страузер.
— Ну это ты, мне кажется, оценишь, — жестко засмеялся Дорсетт. — А впрочем, если подумать, наверное, не оценишь. — Он взмахнул рукой: — Давай, Боудикка, давай.
Женщина-великан вдруг выросла за спиной Страузера и прижала обе его руки к бокам. Торговец бриллиантами попытался освободиться и затих, оцепенело уставившись на Дорсетта.
Тот глянул на Страузера и обезоруживающе развел руками:
— Ты пренебрег обедом, Гейб. Я не могу позволить тебе уйти голодным. А то еще подумаешь, что я негостеприимен.
— Ты безумец, если полагаешь, что можешь запугать меня.
— Я и не собираюсь тебя запугивать, — произнес Дорсетт с садистским наслаждением. — Я собираюсь насытить тебя.
По сигналу отца Боудикка запрокинула Страузеру голову и оттянула подбородок. Дорсетт поднялся и вставил большую пластиковую воронку между прекрасными белыми зубами. В глазах торговца бриллиантами появился ужас, и его охватило состояние шока. Боудикка крепче обхватила пленника и сказала, млея от жуткого предвкушения:
— Готово, папочка.
— Раз ты жил и дышал алмазами, мой старый друг, значит, сможешь и переварить их, — проговорил Дорсетт, поднял со стола соусницу и принялся сыпать мелкие бриллианты прямо в горло Страузера. Соусницу он держал правой рукой, а левой зажимал нос несчастному. Гейб засучил ногами, но тщетно. Боудикка держала его как питон.
Страузер начал судорожно глотать бриллианты, надеясь избежать удушения, но их было слишком много. Вскоре пелена смерти заволокла голубовато-зеленые, как у кошки, глаза. Сверкающие камушки застучали о пол.
43
Два дня на суше — и каждый почувствовал, будто восстал из мертвых. Площадку возле хижины Йорка очистили от мусора, каждая вещь подвергалась осмотру. Мэйв отказывалась входить в хижину даже после того, как останки Родни Йорка упокоились в лощинке, частично заполненной песком. Из старых парусов, найденных в хижине, Питт и Джордино соорудили укрытие, похожее на палатку, и принялись обустраивать повседневное бытие.
Для Джордино величайшим счастьем стал набор инструментов. Он рьяно занялся радио и генератором, но, провозившись часов шесть, убедился в тщетности своих усилий.
— Все поломалось или проржавело, — доложил он Питту. — После стольких лет бездействия аккумуляторы мертвее помета динозавров. А без генератора и радиотелефон, и прибор наведения, и радиоприемник бесполезны.
— А из того, что валяется вокруг, нельзя смастерить что-то их заменяющее? — спросил Питт.
Джордино покачал головой:
— Этот генератор не наладил бы сам главный инженер «Дженерал электрик», а даже если бы и смог, то все равно мотор, который должен его вращать, полетел ко всем чертям. Йорк, должно быть, не заметив, запускал его даже после того, как из него все масло вытекло. Пожег все подшипники и заклинил все поршни. Потребовалась бы целая автомастерская, чтобы вернуть его в рабочее состояние.
Питт же первым делом вырубил из боковой доски койки, ставшей смертным ложем для Родни Йорка, три небольших прямых бруска. Пустив в ход твердые обложки романов, стоявших на книжной полке, он изготовил лекала для будущей вещи. Перенес их на деревянные бруски и выстругал. Прочно зажав бруски меж коленей, выбрал стамеской и зашкурил углубления в дереве. Еще раз остругал бруски и прорезал в каждом по две горизонтальные щелки. Горючим из канистры, стоявшей возле подвесного мотора, он натер слегка изогнутые пластины, просверлил их и продел в дырочки нейлоновые тесемки.