— Да, но мои способности проявляются только в полнолуние.
Она взглянула на него недоверчиво, но наживку заглотнула.
— А что происходит в полнолуние?
Он обернулся к ней и сказал абсолютно серьезно:
— Именно тогда я выхожу из дома и ворую курочек.
27
Мэйв с опаской вглядывалась в чернильную тьму, пока Питт ехал по неосвещенной грунтовой дороге на окраине вашингтонского международного аэропорта. Вот они подъехали к заброшенному ангару. Беспокойство Мэйв возросло, и она непроизвольно съежилась в кресле. Питт остановил «аллард» под тусклым желтоватым фонарем на высоком столбе.
— Куда это ты меня привез? — требовательно спросила Мэйв.
Он изобразил изумление:
— Как куда? К себе домой, разумеется.
На лицо Мэйв легла тень чисто женской брезгливости.
— Ты живешь в этом сарае?
— То, что ты видишь, здание историческое, его выстроили в тысяча девятьсот тридцать шестом году для обслуживания одной из первых авиалиний Соединенных Штатов Америки.
Питт достал из кармана пальто пульт управления и набрал код. Спустя секунду поднялась дверь, открыв вход, как показалось Мэйв, в кромешно темную пещеру, полную всяких ужасов. Для пущего эффекта Питт выключил фары, въехал в дом и подал сигнал закрыть дверь. И остался сидеть в машине.
— Ну как тебе?
— Еще немного, и я начну звать на помощь, — призналась Мэйв.
— Извини.
Питт набрал другой код на пульте, и ангар озарился ярким светом люминесцентных ламп, грамотно установленных по всему арочному потолку.
Мэйв испытала восторг при виде бесценных образцов механического искусства и с неподдельным интересом принялась разглядывать сверкающую коллекцию. Она узнала пару «роллс-ройсов» и большой «даймлер» с откидным верхом, но ей незнакомы были американские «паккарды», «пиерс-эрроу», «стутцы», «корды» и европейские «испано-суиза», «бугатти», «изотта-фраскини», «талбот-лаго» и «делахэй».
С потолка свисали два самолета: старый трехмоторный «форд» и «Мессершмитт-262», истребитель времен Второй мировой войны. От этих боевых порядков дух захватывало. Единственным экспонатом, который казался здесь неуместным, был угловатый цоколь, поддерживавший подвесной мотор, прилаженный к старинной ванне чугунного литья.
— И все это твое? — восхищенно пролепетала она.
— А также будущей жены и детишек.
Мэйв кокетливо склонила голову набок:
— Почему ты до сих пор не обзавелся семьей? Не нашел подходящей женщины?
— Полагаю, это так.
— Несчастлив в любви?
— Родовое проклятие.
Мэйв указала на темно-синий «пиерс-эрроу» с трейлером:
— А живешь ты там?
Он рассмеялся:
— Мои апартаменты наверху. Можно подняться по железной винтовой лестнице, а если лень, то на грузовом лифте.
— Я лучше пешком, — тихо произнесла она.
Так же внимательно, как музей, Мэйв осмотрела и жилые комнаты. Особенно ее поразило служившее спинкой кровати громадное штурвальное колесо. В итоге Мэйв определила квартиру как берлогу закоренелого холостяка.
— Вот, значит, куда переселился Гекльберри Финн, покинув свой плавучий дом, — сказала она, сбрасывая с ног туфли и устраиваясь на кожаном диване в гостиной.
— Вообще-то я большую часть года провожу на воде. Эти комнаты видят меня куда реже, чем мне того хотелось бы. — Питт снял пиджак и развязал галстук-бабочку. — Выпьешь чего-нибудь?
— Коньячку было бы здорово.
— Подумать только, ведь я же увез тебя с вечеринки раньше, чем ты успела поесть. Позволь, я быстренько сварганю что-нибудь.
— Коньяка вполне-вполне достаточно. Наесться я и завтра смогу.
Питт налил Мэйв коньяку и присел рядом с ней на диван. Она желала Дирка до жути, хотела сжать его в объятиях, просто дотронуться до него, но в душе вдруг разыгралась буря. Могучей волной накатило чувство вины за то, что мальчики страдают в жестоких лапах Джека Фергюсона, а она ничего не предпринимает для их спасения. В груди образовалась глыба льда, а тело онемело. Перед глазами встали Шон и Майкл. Она не могла в их присутствии предаться чувственному наслаждению. От отчаяния Мэйв хотелось вопить. Она поставила рюмку с коньяком на столик возле дивана и разразилась безудержными рыданиями.
Питт крепко прижал ее к себе.
— Твои дети? — спросил он.
Она закивала, причитая:
— Прости, я не хотела тебя обманывать.
Странно, но женские переживания не были великой тайной для Питта, как для большинства мужчин. Он не приходил в замешательство, когда дело доходило до слез. Так называемые женские причуды он воспринимал скорее с состраданием, чем со злостью.