— Ну, как ты тут без меня развлекалась? — весело спросил Джошуа.
— Пошла погулять, — ответила Кристина, — и встретила Тони… пастора Стаутенберга.
— Ох-хо, — сказал Джошуа. — Осторожней с этими попами. Сперва вы вместе молитесь, потом… потом им приходят в голову странные мысли… о женитьбе, например. Смотри в оба.
— Смотрю, не психуй. Он шел собирать деньги…
— Выпрашивать.
— Хорошо, выпрашивать. Я спросила, можно ли пойти с ним. Он сказал, что ему придется заходить в бары, где меня могут неправильно понять. Я ответила, что сумею разобраться, и мы пошли.
— Ну и как?
Кристина покраснела.
— Хорошо.
— Что значит хорошо?
Кристина отвернулась. Щеки ее пылали.
— Семьсот девяносто семь кредитов.
— Боже милостивый.
— Шесть предложений руки и сердца, семь — нескромного характера. Хозяйка борделя спросила, не ищу ли я работу.
— Богатое утро. Похоже, ты отыскала свой настоящий дом.
— Тони сказал, что не рассчитывал и на пятьдесят кредитов.
— Тебе воздастся.
Кристина заметила, что у Вольфа пистолет не тот, маленький, который он всегда незаметно носил на поясе, но большой, армейский, в армейской же кобуре.
— Что это значит? Мы ждем неприятностей?
— Я всегда жду неприятностей. Решил, что нечего особенно скрытничать, а сегодня вот повстречал человека, который захотел подарить мне бластер.
— Куда ты ходил?
— Болтал с одним шахтером. Увлекательнейшая работа. Наймусь на нее в тот же день, как пекло покроется инеем.
— Насчет Кенфилда?
— Насчет Кенфилда. А потом перемолвился парой слов с одним из его людей — очаровашкой в сером, который вчера помогал здешнему вышибале. Он сказал, что его зовут Саратов. Кстати, бритый предпочитает именоваться Боровом. Замечательный народ, доложу я тебе.
— Джошуа, что ты затеял? И для чего?
— Мне скучно, — сказал Вольф. — А мистер Кенфилд меня раздражает.
— Как ты вызвал серого на разговор?
— Приветливостью и дружелюбием.
— А что он скажет Кенфидду?
— Серьезно сомневаюсь, — произнес Вольф, — что он в этой жизни кому-либо что-либо сообщит. Так, есть в этом меню что-нибудь, датированное годом, а не днем недели?
Кристина проснулась от шлепанья босых подошв и увидела, что Вольф, голый, стоит у открытого окна с пистолетом в руке.
Она машинально спрыгнула за кровать и выставила бластер.
— Я слышал выстрелы, — сказал Вольф. — Два подряд.
Он осторожно выглянул в окно.
— Свет, примерно за квартал отсюда, — объявил Джошуа. — Значит, другие тоже слышали.
Он включил лампу и начал одеваться.
— Куда ты собираешься?
— Лезть не в свои дела.
— Зачем?
— Чтоб оправдаться в твоих глазах.
Не успела Кристина решить, смеяться ей или пугаться, как Вольф уже натянул сапоги, куртку и стоял в дверях, пристегивая кобуру.
— Хочешь — пошли со мной. Думаю, это окажется занятно. Похоже, каша заварилась раньше, чем я поставил ее на огонь.
Через десять минут Кристина, одетая, вышла вместе с Вольфом на улицу. Туда уже высыпала половина Погоста. Все толпились вокруг маленького домика в полушаге от главной улицы. Дверь была открыта настежь. В то мгновение, когда Вольф и Кристина подошли, двое вытащили на улицу третьего. Голова его моталась из стороны в сторону.
Он бормотал:
— Не надо… я не виноват… перебрал вчера малек… разозлился на Рафа… решил, просплюсь — пройдет… открываю глаза, а он мертвый…
— Запереть его в пробирной! — заорал кто-то из толпы.
— А чего время терять?! — крикнул другой. — Он застрелил Рафа! Прикончить его на месте!
Толпа согласно загудела, но двое, державшие третьего, пробились через толпу. У входа в домик стоял Кенфилд.
— Успокойтесь, ребята, — крикнул он. — От того, что мы убьем Стедмана, Дельваль не воскреснет. Пошли. Выпивка за мой счет! Давайте хорошенько помянем старину Рафа!
Толпа разразилась одобрительными воплями. Все повалили к «Саратоге».
Вольф подошел к Кенфилду, спросил что-то. Кенфилд нахмурился, буркнул сердито. Вольф ждал. Кенфилд скривился, потом кивнул. Вольф вошел в дом.
Кенфилд поспешил за толпой, Кристина пошла за Вольфом.
У самого входа лежало тело. Рядом стоял докторский чемоданчик. Хозяин чемоданчика склонился над трупом. Кроме него, в домике было трое непрошеных помощников.
— Один выстрел. Попал Дельвалю точно в грудь. Смерть наступила почти мгновенно. — Врач прищелкнул языком. — И как это Стедман не промазал? Ведь в стельку же был пьян.