Ладно, это всё лирика, работать надо. На чём мы там остановились? Стал исчезать. Хорошо. Исчез – появляйся!..
…сознание вернулось внезапно. Просто в предыдущий момент меня не существовало, а в следующий я уже смотрел на Невилепа.
– Я видел его, – прошептал я.
– Кого?
– Того, кто пишет мою жизнь.
Невилеп улыбался.
– Наконец-то. Пришло время самому стать автором.
Глава 20. Загрузка
Сначала вокруг не было ничего. Совсем. Даже самого “вокруг” ещё не было. Но время уже было, потому что этим “сначала” и была положена точка его отсчёта. Потом была нестерпимо яркая вспышка света, разлетевшаяся бесконечным множеством своих частиц одновременно по всем направлениям, создавая пространство и движение. Это движение увлекало за собой и порождало восхитительную игру, которая начиналась и заканчивалась всегда одинаково, но вот её середина каждый раз получалась уникальной, потому как и сюжет игры, и её правила создавались самим игроком непосредственно во время игры. Детали, конечно, отличались в каждом конкретном случае, а вот сюжет весьма редко блистал оригинальностью. В игру эту сыграло уже несколько миллиардов игроков, и лишь несколько десятков тысяч из них смогли создать действительно оригинальный сюжет, способный вызвать восхищение. Большинство же созданных версий этой игры оказывались настолько унылыми и предсказуемыми от начала и до самого конца, что все их сюжеты легко распределялись по четырём сюжетным группам, которые при наличии желания и известной доли мазохизма и вовсе сводились к одной.
Тем временем мимо уже проносятся галактики, поражающие воображение узорами, образуемыми скоплениями звёзд. Вектор движения, направленный к пока ещё неизвестной, но уже вполне чётко определённой точке, вызывает её стремительное приближение, заставляя неправдоподобно быстро вырасти от едва различимого блеска вдалеке до внушительного размера планеты. По мере своего приближения планета всё больше детализируется, проявляя сначала континенты, потом города, затем становится различим небоскрёб, номер в роскошной гостинице, столик из мрамора, включенный ноутбук с надписью на экране “Перевод денег подтвержден”, свёрнутая в трубочку стодолларовая бумажка. На белоснежном диване рядом сидит человек в чёрной футболке. У него на коленях гостиничная Библия на трёх языках, на которой недавно раскатывали кокаин. На футболке надпись белыми буквами.
The shining Word for your shining world!
Человеком, бессмысленно уставившимся на ночной город в гостиничное окно, был ни кто иной, как широко известный в узких кругах, да простится нам заезженность и избитость этого словесного каламбура, рекламщик по имени Вавилен, который объелся мухоморов по совету модного гуру – “эксперта” в поисках выхода из творческого застоя. Точка, в которую так стремительно двигалось восприятие, находилась прямо внутри головы Вавилена и, достигнув её наконец, восприятие тут же поменялось.
Думать стало сложно и даже опасно, потому что мысли обрели такую свободу и силу, что не подчинялись более никакому контролю вообще. Они имели вид ярко-белой сферы, похожей на солнце, но абсолютно спокойной и неподвижной. Из центра сферы к её границе тянулись тёмные скрученные ниточки-волоконца. Вокруг этих неподвижных волокон плясала извивающаяся спираль, похожая на нить электрической лампы, которая то совпадала на миг с одним из них, то завивалась сама вокруг себя светящимся клубком вроде того, что оставляет в темноте огонёк быстро вращаемой сигареты.
Постепенно мысли становились всё более вялыми и текучими, делая такими и образы, ими вызываемые. Виденная ранее сфера тоже постепенно меняла свою форму, становясь всё более пластичной и как бы растекаясь во все стороны сразу. От этого, быстро ставшего аморфным, образования стали отщепляться куски, которые тоже начинали менять свою форму и размеры. Видение напоминало то, что можно увидеть, если долго смотреть на включенную восковую лампу. От точности аналогии даже приятно защекотало в груди. Ведь прозрачная ёмкость, составляющая основу лампы, вполне может символизировать видимый мир с его границами, тогда масло – это энергия, пронизывающая всё сущее и создающая питающую среду, а парафин – материя, сформированная из остывшей и неподвижной энергии. Но вся эта конструкция, представляющая собой простую и изящную демонстрацию глубоких буддийских истин относительно мироздания, совершенно мертва и бесполезна без одной маленькой детали – лампы накаливания, которая должна была нагреть пространство, чтобы оно в свою очередь согрело парафин и тот начал всплывать вверх, создавая красивые трёхмерные картинки. Такой лампой накаливания, исполняющей функцию главной движущей силы воспринимаемого видения, стал еле различимый монотонный гул, слабо доносящийся из самых недр сознания. Гул этот производил вибрации, заставляющие видение пульсировать и меняться, как картинки, созданные парафином в масле, разогретом лампой. Постепенно всё это движение аморфных образований сформировалось во вполне чёткую картинку, которая изображала коренастого коротко стриженого человека в тёмных очках, сидящего на диване рядом с другим человеком весьма крупной комплекции, похожим одновременно на стареющего байкера и рано достигшего просветления растамана, вероятно из-за двух косичек, сплетённых из длинной бороды, огромного количества фенечек на руках, круглых очков с жёлтыми стёклами и банданы. Гул становился всё более отчётливым и скоро в нём уже можно было различить звуки разговора, который вели эти два персонажа. Человек в тёмных очках говорил: