– Ну нет, Витя, тут ты явно лишка хватил. Поверхностно мыслишь, а ещё интеллектуал. Если бы ты посмотрел кино внимательно, то понял бы, что нет никакого амбара и никакого тела, потому что никто и никогда Матрицы не покидал, а побег является частью сценария, прописанного в самой Матрице. А Матрице эта иллюзия нужна только лишь для того, чтобы сохранить у людей веру в победу и стремление к борьбе. Создать движуху в общем.
– Возможно и так, но человечество уже давно подошло к той грани, когда все формы самовыражения исчерпаны и всё искусство в целом, как и литература в частности, требуют новых идей. А какие идеи в наше время ещё не нашли своего выражения? Все возможные сюжеты изобретены и переизобретены, все идеи исследованы. Что остаётся? Писать о невыразимом? Но даже сама идея о том, что слова являются неизбежной редукцией, появляется в пределах царства слов и выражена словами. Если ты заявляешь, что имеется что-то, о чём нельзя говорить, то ты противоречишь себе, потому что уже говоришь об этой непроизносимой вещи. Единственная разница в том, что ты используешь слова “непроизносимое” и “неизъяснимое”, чтобы сказать об этом. Я думаю, “непроизносимое” могло бы быть единственным возможным оксюмороном из одного слова. Слова никогда не могут быть сведены к самим себе, потому что они просто не имеют чего-либо, что могло бы само назвать себя. Они только входят в относительное существование как объекты сознания, а их значения и эмоциональная окраска могут разительно отличаться у разных людей. Слово – единственный способ иметь дело с сознанием, поскольку “сознание” – это тоже слово, и всё, что ты можешь – это связывать одни слова с другими. Однако, это не значит, что нет ничего вне слов. Но то, что вне слов, существует только вне слов, когда мы молчим об этом с самого начала.
– Так может лучше тогда просто молчать? Ведь писать книгу за книгой в непрерывном режиме – это всё равно, что выдавливать из земли овощи с помощью химических ускорителей роста. Они будут пустышками, хотя выглядеть могут как настоящие. Писателю ведь важно не только писать, иногда ему важно и не писать. Причём важно это именно для его книг.
– Единственное, что могу сказать по этому поводу: внутри меня постоянно плетётся какая-то паутина, но невозможно предугадать, даст ли она в итоге нужный узор.
– У меня возникает стойкое ощущение, что своими текстами ты просто дрочишь людям мозг.
– Совершенно верно, Боря. Точно так же, как и ты мастурбируешь их сердце своей музыкой.
– Ладно, но скажи всё-таки для чего тебе нужна эта таинственность? Ты не даёшь интервью, не подходишь к телефону, не любишь фотографироваться, носишь тёмные очки. Человек-невидимка. Может никакого модного писателя и вовсе не существует, а есть лишь одна Пустота? А может за всеми этими загадочными маскировками прячется что-то совсем несложное? Не боишься, что кто-то заинтересуется подобными вопросами и сделает тебя персонажем своей книги?
– Я думаю, что могу стать персонажем только собственной книги. Что я и так делаю уже много лет. Если я стану персонажем чужой книги, то это будет книга о мифологической персоне. А мифологические персоны живут по своим законам. Повлиять на происходящее с ними мы всё равно не можем.
В следующий момент пронзительно зазвенел будильник, внёсший своим звоном изменения в вибрации окружающего пространства, от чего видение снова стало пластичным и зашевелилось, расплываясь в красивые картинки.
А ведь если задуматься… Ну разве можно сегодня создать хоть что-то новое в литературном жанре? В эпоху, когда все слова уже сказаны и не осталось больше ни одного слова, что приоткрыло бы чуть больше тайн, чем уже открыто? Когда каждое сказанное слово – это уже цитата, то есть повторение некогда сказанного. И даже это уже цитата, вот в чём фокус… В подобных условиях стать этим новым имеет шанс лишь только удивительно бессмысленный текст, Текст с Большой Буквы. И читать этот Текст, конечно, было бы очень непросто, потому что написан он был бы самой эпохой. И существовать, вероятно, мог бы лишь в форме головоломки, составленной из образов-ассоциаций и проецирующей различные смыслы в зависимости от взаимного расположения своих частей. А впрочем…
Звон будильника прервался так же внезапно, как и начался. В непривычной тишине приятный металлический женский голос стал говорить.