Дверь противно поскрипывает и отворяется, впуская внутрь худую женщину с заостренными чертами лица.
— Очнулась? — не столько интересуется, сколько констатирует она, оглядывая меня холодными, как лед глазами.
— Кто вы?! — вскакиваю на ноги. — Что я здесь делаю?
— Мое имя Инесса, — отвечает та поставленным голосом.
Таким голосом говорят нелюбимые преподаватели в школе. Или надсмотрщики в тюрьмах.
— И ты здесь потому, что нам нужен твой отец.
— Отец? — непонимающе повторяю я.
— Да, видишь ли, Виктор весьма несговорчив, и существует не так уж много причин, способных развязать ему рот. Но теперь, кажется, у нас появился один козырь.
Не трудно догадаться, о каком козыре она говорит. Как же я устала быть пешкой в чьей-то игре.
— Зачем он вам нужен?
— Скажем так, он кое-что нам задолжал.
Женщина не проявляет агрессию, но выглядит жутковато. От нее исходит такая аура, которая сразу же поясняет, что она готова пойти на все ради своих целей. Не остановится ни перед чем.
— Где Антон?
— Он в порядке, — только и отвечает та, однако что-то в ее голосе говорит о том, что это не совсем так.
— Приведите его сюда! — восклицаю я, сжимая кулаки.
— Извини, Ника, но никто тут не подчиняется твоим командам.
Женщина проходит чуть в сторону и усаживается на железный, слегка покосившийся от времени стул, складывая одну ногу на другую. А затем впивается в меня изучающим взглядом.
Чествую себя как под микроскопом и начинаю неосознанно поправлять платье. Вся его красота безнадежно испорчена. Ткань испачкана и кое-где изодрана, одна бретель отвалилась и болтается вдоль. И сама я, наверное, выгляжу ничуть не лучше…
— И как же Виктору удавалось прятать тебя все это время? — спрашивает Инесса скорее всего в пространство, чем непосредственно меня.
Уже сама начинаю задаваться этим вопросом. И, похоже, начинаю его понимать…
— Вы из ордена? — больше утверждаю, чем уточняю я, в свою очередь не сводя с нее взора.
Когда-то, верно, очень красивая, она немного растеряла изящество из-за привычки сурово складывать губы и морщить брови. И все-таки ее черты еще хранят былую прелесть, только теперь это не живая, а застывшая, ледяная красота.
— Сообразительная, — говорит женщина. — Это хорошо.
— Хорошо для кого?
— Там увидим… — таинственно отвечает она.
— Что вы намерены со мной делать?
— Это зависит от обстоятельств.
— Если мой отец согласится сотрудничать… — догадываюсь я.
— Именно.
— А если — нет?
— Давай пока думать, что он все-таки согласится, — говорит Инесса. — Это будет благополучным исходом для всех сторон нашего конфликта.
Сердце в груди стучит все сильнее.
— А потом вы отпустите нас? — спрашиваю, старательно пытаясь убрать из голоса нотки отчаяния.
— Нас? — повторяет та.
— Меня, Антона и Виктора.
Инесса молчит какое-то время. То ли позволяя моему страху расползтись еще больше, то ли обдумывая то, что следует говорить.
— Я не стану тебе врать. Никто не собирается никого отпускать, Ника. Виктор сделал уже чрезмерно большое количество непростительного, а его маленький помощник знает слишком многое, чтобы мы могли просто его отпустить. Но ты… ты могла бы нам пригодиться.
Отчего-то ее ответ не шокирует меня. Я была к нему готова. Видимо, я уже начинаю привыкать к тому, что благополучный исход в мире нечисти — это совсем не хеппи энд для всех участников события. И предположить, что Виктор и Антон будут в безопасности, было бы слишком наивно. Но вот моя участь мне непонятна, и поэтому я уточняю.
— В смысле?
— В мире не так уже много фейри, чтобы ими разбрасываться, — пожимает та плечами. — Однако…
— Однако, — повторяю я настороженно. — Предположим, что не захочу вам пригождаться?
Она встает и несколько брезгливым движением отряхивает модные черные брюки из дорогой ткани, после чего делает ко мне два шага, но замирает, снова оглядывая меня с головы до ног.
— Ника, — говорит Инесса через несколько секунд. — Фейри созданы лишь с одной целью — привлекать кровососов. И ты пригодишься нам в любом случае. Хочешь того ты или нет. Ты только лишь можешь выбрать будешь ли ты полноценным членом ордена или просто останешься отличной приманкой.
— Что вы имеете в виду?
Ее тонкие губы изгибает едва заметная улыбка.
— Узнаешь, если Виктор откажется дать мне то, что я хочу.
Глава 44. Мои попытки
За последнее время отчаяние стало моим вторым я. Я так часто чувствую его холодные скользкие руки, раз за разом подбирающиеся ко внутренностям, что, кажется, оно перестало на меня влиять. В том, привычном смысле этого слова. Нет, я все также чувствую страх, но больше он не парализует меня, не лишает воли, а побуждает действовать.