— М-м-м, — скрежещу зубами, и ударяюсь лбом о кафель стены. Ненавижу свою реакцию на больную девчонку! Ненавижу свою ненормальную реакцию на несчастную девчонку.
До трясучки ненавидел, но как бы себя в этом не убеждал, хотел гораздо сильнее. Чтобы не найти спасение, ладонь кладу на член… сжимаю его крепче и провожу по длине, впитывая как мне именно этого не хватает.
Пальцы туго обвивают ствол, ладонь скользит легко через приятную боль. Член пульсирует, внизу живота разрастается ком горячего удовольствия, но оргазма не наступает. И тогда я позволяю памяти опять нарисовать перед глазами образ девчонки. Бессовестно распахнутой. Открытой для меня… Готовой для меня.
— Ну же, — томно шепчет, прогибаясь, чтобы и грудь внимание зацепила. — Тра*ни меня, — и я вколачиваюсь в неё… мысленно… до упора, губами захватывая дерзкий, твёрдый сосок.
— Да, — задыхаюсь от остроты ощущений и кончаю в ладонь, так же неправильно ярко, больно, долгожданно.
Фрида
— Ну что, красотка, я — Ди, — девушка протягивает мне руку и я несмело отвечаю рукопожатием.
Вот теперь я на неё смотрю другими глазами, и Ди создаёт приятное впечатление. Милая, приветливая, дружелюбная. Красивая. Она такая же тёмная, как я.
У неё гладкие блестящие волосы, очень ухоженные, не то, что у меня…
После того, как Он стал давать яд я всё чаще замечала на полу грязной душевой свои волосы. А теперь, по прошествии такого времени на наркотике, в бегах… страшно представить что с ними.
Ди прекрасно говорит по-английски, по крайней мере я не слышу в её речи ужасного акцента, как у тех же псов, но помимо этого у неё чистый испанский, без примеси посторонних наречий. Так говорят сытые люди из Барселоны или Мадрида, жители приморских курортных городков. И я когда-то такой была.
Псы и Он, да и все Его девочки, говорили на консервативном мексиканском наречии. Лишённый изящества, на мой вкус, и полный архаизмов язык не въелся в мой слух и не стал привычен. Я скучала по родному звучанию и хотелось умолять Ди говорить дольше, дольше.
— Фрида, — роняю в надежде, что этого хватит, чтобы девушка продолжила болтать ещё.
Она большегубая, пышная, у неё ярко-голубые глаза — линзы, наверное. Веки обильно накрашены, а щёки по-сытому круглы… и я завидую этой цветущей красоте.
Кошусь на свои изодранные, тощие ноги и хочу реветь.
Рыдать, как маленькая девочка, потому что каких-то полгода назад я с гордостью летела на этих ногах по важным девчачьим делам. Они выглядывали из-за красного шлейфа моего любимого платья и были такими-же крепкими и красивыми, как у Ди.
Теперь — это обтянутые кожей спички, разодранные до крови, до шрамов моими поломанными ногтями в приступе ломки по яду.
— Что бы ты хотела поесть? Тебе нехорошо, я знаю, но, давай, пойдём на кухню! Мы уже убрали капельницы, ты вполне можешь пойти, тут есть… каталка, вот, — не прекращая частит девушка. — Идём? Я приготовлю куриный суп с клёцками. Объядение! — открыто улыбается.
Её говор очень быстрый, бодрый, она будто поёт, при этом активно жестикулирует и… я хочу В ЕЁ тело. Моё — мне надоело!
Хочу быть беззаботной, хочу болтать без умолку и так же живо махать руками.
— Ди — Доротея? — глупо выдаю я, и Ди щерится, как домашний пёс.
— Не говори так. Никогда! Ди! — темпераментности ей не занимать.
Девушка обольстительно улыбается, будто хочет меня закадрить и протягивает руку, а потом бормочет что-то про суп.
Я обессиленно оседаю в кресло-каталку и какое-то время слушаю бездумно болтовню Ди. Смотрю по сторонам и остро понимаю, что этот дом меня словно заманивает — как сладкая конфетка, и это значит только одно: нужно бежать! Не может быть всё так просто! Не могут люди быть так бескорыстны!
Но Ди, продолжая трындычать, как ни в чём не бывало везёт меня на выход. Дом светлый и просторный, в нём всё умеренно и удобно. Я жила в маленьком домике рыбака и комнатка была крошечной, но зато розовой. Тёт во всём какой-то странный взбалмошный стиль и бесконечный простор.
Мебель деревянная, покрашена белым так, что видны прожилки. Вместо паркета белёные доски, шторы из грубого льна, плотные, а вместо тюли крупная сетка.
Я почти не вижу технику, или она хорошо упрятана, но много книжных шкафов и цветов в горшках.
Есть ощущение, что эти двое никак не могут поделить пространство. Где-то женские уголки: клубки со спицами, роман с голыми людьми на обложке, зеркало на столике, косметичка валяется. Где-то мужские: гантеля о которую точно кто-нибудь расшибёт ногу, джойстики от приставки.
Это дом для семьи. Но мне не кажется, что эти двое возлюбленные. Скорее брат с сестрой.