Очень.
Но желание сильнее.
Оно затмевает разумное, и я начинаю медленно сходить с ума.
— Лео, — дёргаю за волосы, — сколько можно?! Трахни! — и сама вгрызаюсь в его губы.
Лео очень вкусный, и его напористые губы дарят потрясающие ощущения. Он делает мне непередаваемо хорошо.
Помогает снять боль ломки.
Я плыву в объятиях удовольствия.
Его ласки кружат в круговороте ощущений: то нежных, то сладких, то мягких, то острых, то удушливых, то грубых, то болевых, то упоительно взрывных.
Лео творит со мной нечто неверное, но мне мало! Мне мало чувствовать восставшую между нами плоть. Руки на бёдрах, груди… спине…
— Оттрахай, — рычу исступлённо, сама хватаю его за член. Выгибаюсь, чтобы направить в себя, и он с рычанием позволяет.
Дрожит, пыхтит, сопит, и только в лоно упираю его крепкий ствол, уже себя не помня от похоти, Лео входит медленно, словно дразнит.
— Лео, — мне больно… но больно от того, как я хочу его глубже и резче. — Ещё, — со стоном, качаюсь навстречу. И тогда он короткими, частыми толчками таранит моё, по сути, девственное лоно. Слегка неприятно вторжение. Непривычно, но Лео, будто ощутив моё смятение, замирает.
— Чшш, — шелестит мягко, бархатисто, поцелуями отвлекая от непривычного чувства во мне. Круговорот его желания, вновь утягивает в похоть. Я расслабляюсь… Отдаюсь в его власть и позволяю дальше сводить нас с ума.
Он не двигается, продолжает целовать и гладить, мять, сжимать. Я с ним танцу этот страстный танец в зоне бездействия, но всё больше начинаю тосковать по движению.
Когда внутри всё опять пульсирует от дикой жажды, умоляю:
— Двигайся, — мне уже не нравится застой…
Я горю, в нетерпении мышцы живота сокращаются, требуя ответа от любовника, и Лео делает первый толчок.
— Ах, — срывается стон ему в рот. От остроты чувств кусаю его за губу, аккурат со вторым качанием бёдер.
Лео утробно рычит в унисон моему стону удовольствия.
Каждое его движение, разгоняет по мне волны необычайно сладких ощущений. Лео ускоряется. Толчки становятся резкими, грубыми и даже болезненными. Я напряжена, словно вот-вот лоно разорвётся от напора и наполненности.
Но не думаю отталкивать, мне это безумно нравится, как бы дико не звучало. Я не люблю боль, но Лео её делает волшебной, настолько, что в пылу сумасшествия, со смачным шлепком ладонями обрушиваюсь на его крепкие ягодицы:
— Ещё, — очередной шлепок, и всаживаю ногти, двигаясь в такт его толчкам. И вот Лео уже вколачивается, ощутимо впиваясь пальцам в мои ягодицы. Направляет к себе, не позволяя отстраниться, если вздумаю, избежать боли. Он сам предпочитает задавать темп.
— Да, маленькая, — шепчет, оголодавшими поцелуями, пожевывая мои губы. — Трахать тебя… дичайшее… удовольствие, — чеканит охрипло в редкие перерывы между поцелуями.
Уже задыхаюсь от спазмов в лоне. Меня накрывает ударной волной… ослепляет, оглушает… Воспаряю куда-то на пик…
Там так хорошо, блаженно… вишу в нирване, в полной эйфории пока в мой мир не просачивается бархатный рык Лео.
Он вбивается в меня так глубоко, что мои чувства так и остаются острыми, болезненными, но от того не менее приятными. Но и они обрываются — Лео торопливо меня покидает, зажав член между нами и, качнувшись напоследок, изливается на наши животы…
Лео Доу
Аппетит приходит во время… поэтому на душевной не останавливаемся. Остаток ночи с небольшими перерывами продолжаем заниматься сексом, и в итоге… я опустошенно вырубаюсь, но точно знаю, что Фриду держу в объятиях… И дышу ей, засыпая… в моей постели.
Не смог отпустить… да и как?
От такого не отказываются легко, таких не отпускают просто.
Просыпаюсь со сладкой болью в теле, будто спортом перезанимался и с непривычки все мышцы перенапряжены. Потягиваюсь, зевая… Запоздало в памяти мелькают картинки прошедшей ночи, и я сажусь на постели, жадно выискивая глазами Фриду.
Я один.
Фриды нет.
Дьявол!
На ходу влезаю в спортивки, бросаясь на её поиски, а то, вдруг воспользовалась моментом, и сбежала.
Я ей, конечно, никто, чтобы насильно удерживать, но прежде, чем пойти на этот шаг, должен убедиться — она здраво мыслит и понимает, какие могут быть последствия, попадись она «ему».
И, естественно, меня очень интересует кто он, тот законченный мерзавец. Но на повороте в кухню, чуть не сшибаю Ди:
— Доброе утро, — белозубо улыбается Доротея, и смотрит так всепонимающе, что злюсь:
— Фрида где?
— Герой-любовник, — закатывая глаза, хмыкает Ди, — твоя богиня страсти на кухне… убирается после вашего вчерашнего заезда.