— Увы, время закончилось, — бог бесстрастен, ему не интересны молитвы смертных.
Смотрит холодно, почти равнодушно. Едва заметно кивает и я в ужасе кидаю взгляд на отца. Его со спины перехватывает Санчо. В руке палача мелькает огромный нож…
Аккурат с моим визгом, лезвие мягко скользит по горлу папы, оставляя на коже алый порез, который с лёгким запозданием наполняется кровью.
Я глохну от собственного истошного крика. Дергаюсь к папе, но безжалостные руки, меня крепко держат на месте. Без нежности, сострадания — как бешеную собаку на привязи.
— Нет, нет, нет, нет, — точно мантру твержу. Отец ещё смотрит на меня… удивленно-спокойными глазами. Мелькает вина, извинение… Он… открывает рот, но вместо слова… пузырём булькает кровь.
Санчо отпускает жертву… папа несколько секунд стоит на коленях, пока из его глаз не уходит жизнь. Вместе с его падением на бок, меня ударяет холодом пустоты и отчаянья. От бессилия тело сотрясает жутким ознобом.
— За что… — шепчу, исступлённо кусая губы и проклиная Барона и его псов.
— Теперь ты моя, — чеканит бесстрастно Леон. Насильно дёргает, прокрутив к себе лицом: — Я же говорил, что ты станешь моей…
Смысл фразы доходит с трудом, а в следующую секунду Леон ухмыляется:
— Посмотрим, какой товар мне достался…
С хладнокровием дёргает лямки моей ночной рубашки, которую так и не успела сменить. Тонкие полоски впиваются в кожу, оставляя след. Ткань, почти невесомая, падает к ногам и я остаюсь в одном нижнем белье. С оголённой грудью, на слабеющих ногах, стою перед ним и даже не плачу. Лишь подрагиваю. Меня от ужаса так парализовало, что и дышать-то забываю.
Барон смотрит, внимательно, дотошно, оценивающе.
Глаза такие чёрные, что не могу разобрать где зрачки, где радужки.
Жду… расправы, насилия, издевок, удара, но Леон меня даже не касается. Его псы посмеиваются, шуточки отпускать начинают, а Барон с пугающим спокойствием кидает:
— Пасти заткнули, — взором скользит по моим ногам… бёдрам, груди, которую даже не пытаюсь прикрыть. А когда наши взгляды пересекаются, его губы изгибаются в мерзкой усмешке.
— Долг оплачен, сеньор Гомес, — с издевательским кивком заявляет бездыханному телу моего отца Барон.
Глава 1
Лео
Она почти не дышит, грудь под тонким кружевным лифом изящного белого платья еле поднимается и даже на первый взгляд девушка выглядит клиенткой городского морга.
Но оказалась она прямо на моей лужайке, увы.
Картинка почти восхитительная, для любителей мяса вроде “Пилы” или “Я плюю на ваши могилы”.
Свадебное платье разорвано в клочья и можно только догадываться, как оно было красиво когда-то и как гармонировало на контрасте с тёмно-оливковой кожей и тяжелыми чёрными кудрями.
Эта красота, эта экзотика мне хорошо знакомы. Девочка была явно не местной и явно из тех краёв, где я вырос.
У неё хрупкое, маленькое тело. Вроде не подросток, но и не окрепшая женщина: уже не мальчишески-угловатое, но и не отчаянно женственное.
Лет восемнадцать? Девятнадцать?
И как же неуместно смотрятся эти грязные открытые раны на этом прекрасном юном теле. Ноги изранены, сбиты, разуты. Лицо в земле, в крови, на виске ссадина.
Странно, что фату не потеряла, пока бежала через лес. Зато она теперь укрывает покрытые синяками плечи.
Так невинно и в то же время отвратительно.
Она сбежала с собственной свадьбы?
Авария свадебного кортежа?
Невеста какого-то мексиканского наркобарона, выданная замуж насильно?
Откуда занесло на лужайку моего дома эту странную незнакомку? Прямиком из Барранкильи?
Она не собиралась приходить в себя и единственным правильным выходом было вызвать скорую, полицию и отдать им это полуживое создание.
Единственный. Правильный. Выход.
Единственный.
Но я поступаю иначе.
Беру девчонку на руки и несу в дом, надеясь, что никто не успел сообщить властям о инциденте. Если окажется что желудок несчастной забит наркотой или если она умрёт от передозировки — я очень пожалею о содеянном, но… что-то не даёт мне права бросить на произвол судьбы потерявшуюся невесту, оказавшуюся именно возле моего дома.
Даже не знаю, почему решаю это сделать.
Таких, как она, видел и раньше. И ни одной не смог бы помочь.
А этой — могу!
Надеюсь, что могу…
Фрида
— Ты видишь меня? Слышишь? — жужжит голос на английском.
Агония не должна продлиться долго. Никто во всём мире не способен это терпеть, мне просто нужно помолиться, молить о прощении и всё закончится, потому что никто не заслуживает такой боли. Никто. Даже я.