— Ее привезли, — добавил Слава, но так и остался в дверях. — Куда?
— Веди сюда, — сухо ответил я и отошел в темный угол. Если я Кирсанову сейчас не задавлю своими руками — будет чудо, потому что кровь хлынула в горло, сдавила нутро и заставила меня сцепить зубы от ярости. Я люто ее ненавижу, как и Крысу. Кровь от крови, яблоко от яблони. Все они твари продажные.
Она была в одной рубашке, ноги измазаны лентами крови. Неужели мы не успели? Не спасли моего ребенка?
Я шагнул вперед, в порыве паники, желании узнать, что случилось, но когда девушка взглянула на меня, ослепляя страхом и синевой, снова отступил к стене. Сжал кулаки.
— Оставь нас одних, — бросил я Серому, что стоял за спиной девушки.
Волк глянул на Кирсанову и, подтолкнув её ко мне, вышел из комнаты. Прикрыл за собой дверь.
Девка, крупно дрожа, казалось, даже не заметила этого. Она не отводила от меня взгляда: глубокого, пронзительного. Я всеми фибрами души ощущал, как исходят от нее волны ненависти. Жгучей, густой, как острая паста чили. И я дышал этой яростью. Бессильной яростью, потому что жертва и сама понимала, что ей нечего мне противопоставить. Я могу сломать ее двумя пальцами, но только ради ребенка этого сейчас не сделаю.
Худенькая, но высокая, ноги длинные стройные, тонкие щиколотки, крошечные стопы в грязи. Я медленно поднял взгляд обратно, отмечая, как расположены пятна крови на острых коленках и бёдрах, но ближе к промежности кожа чистая. Похоже, это не её кровь.
Кирсанова, неправильно истолковав мой взгляд, прижала руки к подолу рубашки и потянула его вниз, пытаясь скрыть от меня, что стоит без трусиков. Будто я не знал. Я же скользнул взглядом выше, отмечая высокую пышную грудь, выступающие эротично косточки ключицы и острый подбородок.
Когда я трахал девчонку в машине, грудь её была куда как скромнее. Я до сих пор их помню, твою ж мать! И соски не торчали так призывно и дерзко. Я оторвал от выступающих сквозь ткань горошин взгляд и задохнулся, глядя на залитую кровью шею Кирсановой, испачканным светлым волосам. Она будто ожившее приведение моей жены… Су-у-ка.
И тут девушка заговорила. Голос прозвучал хрипло и надрывно:
— Что вам нужно? Деньги? Сколько вы хотите? Не обязательно требовать их у отца, я сама заплачу.
И, глядя прямо на меня, сузила свои нестерпимо ярко-синие глаза, пронзая обжигающей ненавистью.
Нельзя к ней подходить. Нельзя. Но я все равно ступил ближе. Затем еще. Навис, заставляя ее согнуться под моим ростом и величиной.
— Думаешь, мне нужны деньги?
Она скривилась на миг, лицо её исказилось, словно от боли, но глаз не опустила. Выплюнула:
— Остальное вы у меня уже отняли.
— Нет, не все, — я улыбнулся уголком рта. Иначе я не умею и, скорее всего, напоминало это оскал. Особенно если вспомнить, как изувечено мое лицо. — Ты отдашь моего ребенка.
Глава 9. Ангел
До этих слов я держалась. На лютой ненависти, которую я испытывала к этому огромному и страшному мужчине, на ярости, которая вытягивала меня в полный рост, словно каркас, я стояла и смотрела в его изуродованное лицо без малейшего страха.
Он сломал меня, раздавил, уничтожил, содрал не только корсет свадебного платья — разодрал мою жизнь! Что ему ещё от меня нужно? Деньги? Да я отдам всё, что есть, лишь бы никогда больше не видеть эту уродливую рожу! Дам больше, чем попросит, чтобы исчез навеки-вечные, но…
— Ты отдашь моего ребёнка.
Сердце ёкнуло, и я покачнулась. Перед глазами мелькнуло жуткое окровавленное лицо подонка, которого пристрелили прямо на мне.
А что, если Гриша не виноват? Носов-младший лишь попросил сделать аборт и выйти за него, а, когда я отказала, то просто ускакал. Я же, увидев отморозков, решила, что это экс-жених всё организовал.
Скорее всего тех бандитов нанял не мой Григорий, а вот это чудовище со шрамом в пол-лица?
Наклонив голову, он ухмылялся так, что спина похолодела, и ужасно вспотели ладони.
Это был звериный взгляд. Лютый.
В тот день, изнасиловав, Шрам на миг сжал руки на моей шее, и я только потом вспомнила об этом, разглядывая синяки на шее. Задушить хотел? Или напугать смертью? Но в тот момент мне было уже плевать, я и так, казалось, умирала.
И вот сейчас, когда я, наконец, вышла из дома отца, оказалась без охраны, мучитель снова набросился на жертву. Сначала натравил отморозков, затем притащил в своё логово.
Точно зверь. Иначе и быть не может.
Его рык “Ты отдашь моего ребёнка”, сверкающие черной тьмой глаза, сжатые кулаки, что бугрились от вен, и огромный сверкающий зазубренным лезвием кинжал, оставленный на столе — все это говорило об истинных намерениях чудовища.