Равелла, поднявшись из реверанса, удивилась, что викарий смотрел так холодно, но улыбка его сына успокоила ее.
Спустя почти две недели Равелла, катаясь верхом по полям, увидела Адриана Холлидея, обнаружившего дыру в изгороди. Копыта ее лошади почти не производили шума, и она подъехала к нему раньше, чем он услышал. Адриан быстро повернулся, снимая шляпу.
— Вы выглядите ужасно занятым, — сказала она.
— Я и занят. Почти каждый забор в поместье требует починки. Я же вам уже говорил, что очень много надо сделать.
— А вам нравится это делать! — поддразнила она.
Адриан засмеялся:
— Вы правы. Это не работа, а удовольствие. Мне почти стыдно получать за это плату.
— Вы же настаивали, что работник стоит своей оплаты, — парировала Равелла.
— Ей-богу, за вами всегда остается последнее слово. Я уже отказался от попыток соперничать с вами.
— Это хорошо, — сказала Равелла. — Перестаньте возиться с этим глупым старым забором и поедемте кататься со мной. Я хочу поехать туда, где мы были в прошлое воскресенье, но не могу вспомнить, как туда добраться.
Адриан надел шляпу и взял поводья своей пасущейся рядом лошади.
— Я не должен ехать, — мрачно отчеканил он.
— Но ведь вы хотите, да?
— Думаю, да, — ответил он, садясь в седло.
Адриан Холлидей и Равелла привыкли кататься вместе практически каждый день. Адриан сделал эти поездки возможными, потому что нашел костюм сестры, который она оставила дома, выйдя замуж и уехав жить на север.
Каждый день она каталась по огромным полям поместья герцога или забиралась с Адрианом в леса, лежавшие за домом.
Теперь, когда они скакали бок о бок и ветер обдувал их лица, Равелла вздохнула от удовольствия.
— Я поехала на Старлайте, — сказала она. — Думаю, это лучшая лошадь в конюшне.
— Его светлость разбирается в лошадях, — ответил Адриан, и Равелла заметила, как всегда, когда он говорил о герцоге, его тон был принужденным и официальным, как будто ему требовалось усилие, чтобы произнести это имя.
— Я бы хотела, чтобы пекки вернулся и покатался на своих лошадях, — сказала Равелла задумчиво, и в глазах появилось выражение счастья, хотя мгновение назад они были тусклыми.
— Вы ничего не слышали о его светлости? — спросил Адриан.
Равелла покачала головой.
— Прошло уже одиннадцать дней, как он уехал в Лондон. Он обещал… обещал, что вернется через неделю.
Она вспомнила, как прощалась с герцогом в день его отъезда.
На нем был серый сюртук, украшенный сапфировыми пуговицами, бриджи того же цвета, а блестящие сапоги демонстрировали все достоинства его длинных ног.
Равелла, забыв обо всем, бросилась к нему и схватила его руку двумя руками.
— О, пекки, — воскликнула она страстно, — я не хочу, чтобы вы покидали меня!
Он брезгливо отвел ее руки и слегка отряхнул рукав, как будто она его испачкала, прежде чем ответить:
— Как я объяснил вам, Равелла, я должен обедать с его величеством во дворце Карлтон сегодня. Это приглашение, которое немногие могли бы игнорировать.
— Я знаю, что вы должны ехать, — сказала Равелла. — Но возвращайтесь скорее, ладно?
— Осмелюсь сказать, что вы увидите меня раньше, чем ожидаете, — равнодушно ответил герцог.
— Но когда? — спросила Равелла. — Завтра или послезавтра?
Герцог пожал плечами:
— Сожалею, но не имею представления.
— Но вы должны сказать мне, когда вернетесь, чтобы я могла ждать, — настаивала она. — Дни будут казаться слишком долгими, пока я не смогу считать часы до встречи с вами.
— Это прелестная речь, Равелла, — сказал герцог, направляясь к двери.
Он взял шляпу у дворецкого, перчатки с серебряного подноса и стоял у двери, глядя на легкий экипаж. Четыре лошади в упряжке помахивали головами в нетерпении отправиться в путь.
— Прощайте, Равелла.
Герцог поклонился, и Равелла сделала реверанс. Но при этом она закричала:
— Скажите мне, когда вы вернетесь! Пожалуйста, пожалуйста, пекки.
Он, не отвечая, спускался по ступеням, она последовала за ним, с отчаянием глядя на его отвернувшееся лицо.
— Через неделю? — отчаянно спросила она. — Пообещайте, что через неделю.
Только подойдя к дверце кареты, он ответил:
— Если вам так хочется через неделю.
Она помахала ему, но он не ответил. Она могла видеть только карету и слуг, одетых в бордовое с серебром, сквозь слезы, застилавшие ее глаза.
В конце недели, хотя она и считала дни, он не приехал, и теперь, почти задыхаясь, повторила: