— Неправда, этого не может быть! — закричала женщина. — Но кто она?
— Сеньорита Делита. Теперь вы знаете, о ком я говорю?
— Но… это новая певичка в Воксхолле?
— Она самая!
— Все говорят о ней. Генри сказал, что она гитана.
— Во имя неба, что значит «гитана»?
— Испанская цыганка. Помните, Генри был в Испании со специальным заданием министерства иностранных дел? Он говорит, что не мог ошибиться в том, что она цыганка, несмотря на то что она объявляет себя испанской аристократкой. Никто не верит в ту чепуху, которую печатают о подобных женщинах, но я удивился, узнав, что она вскружила голову Себастьяну. Обычно он брезглив.
— По вашим словам ясно, что вы не видели Делиту.
— Не видела. Мы уже несколько месяцев не были в Воксхолле.
— Когда увидите, поймете и про рубин, и про коней. Она очень утонченная, а голос у нее как у соловья.
— Вы заставляете меня сгорать от любопытства. Я устраиваю вечер в следующую субботу. Приходите, посмотрим, так ли безупречен выбор Себастьяна, как вы утверждаете.
— Приду с удовольствием. Благодарю за приглашение.
— А, вот и Люси. Я должна пойти посмотреть, есть ли у крошки партнер на следующий танец.
Голоса удалились. Равелла сидела неподвижно. Только когда ее кавалер вернулся с извинениями, что так долго ходил за стаканом лимонада, она поняла, что ее ногти впились в ладони.
Она поблагодарила его и, поднявшись, сказала, что устала от жары и хочет найти леди Гарриэт.
— О господи, вы побледнели! — воскликнул кавалер и последовал за ней в дом, несмотря на ее протесты.
Равелла нашла леди Гарриэт, и та немедленно согласилась ехать домой. Герцога вызвали из комнаты для карт, и они поехали. Равелла тихо сидела в углу кареты.
Когда они доехали до Мелкомба, герцог помог леди Гарриэт и Равелле выйти из кареты и пожелал им доброй ночи. Равелла посмотрела на него потемневшими глазами:
— Вы куда-то поедете, пекки?
— Еще рано, Равелла, — ответил он. — Спите спокойно. Доброй ночи, Гарриэт.
Они вошли в холл, и Равелла обернулась, чтобы посмотреть, как герцог входит в карету. Дверь за ним закрылась. Она хотела подслушать, куда он едет, но кучер стегнул лошадей, и лакей вскочил на запятки.
Дверь дома закрылась, и Равелла вдруг почувствовала себя заключенной в мраморном великолепии Мелкомба.
Очень медленно она поднималась в свою комнату.
— Если к утру тебе не станет лучше, мы пошлем за доктором, — сказала леди Гарриэт.
Оставшись после ухода горничной одна в своей постели на серебряных лебедях, Равелла поняла, что никакой врач не сможет вылечить ее боль.
На следующее утро Равелла встала рано. Под глазами ее были круги от бессонницы, но в остальном она была обычной, хотя, переходя из будуара, который служил им с леди Гарриэт гостиной, в библиотеку и обратно, не знала, чем заняться.
Она ждала герцога, но он задерживался в это утро и не выходил из своей комнаты до полудня. Когда же он вышел, то сообщил, что собирается посмотреть матч, который будет проходить за городом. Это будет бой, на который он поставил значительную сумму в Уайт-клубе накануне.
— Вы были в Уайт-Хаус прошлой ночью? — спросила Равелла таким веселым голосом и с таким блеском в глазах, что он удивленно посмотрел на нее.
— Да, — ответил герцог. — К сожалению, мне не везло в карты, и я надеюсь возместить убытки, если мой борец победит сегодня.
— Надеюсь, он победит, — сказала Равелла.
Леди Гарриэт хотелось знать, почему это так заинтересовало Равеллу, но она ничего не сказала, радуясь, что нездоровье Равеллы прошло.
— Мы будем обедать вместе? — тоскливо спросила Равелла, когда герцог уже надевал перчатки.
— Думаю, нет, — ответил он. — Я приглашен. А вы и Гарриэт обедаете дома?
— Мы отдохнем, — ответила леди Гарриэт. — Даже приглашение в Чарлтон-Хаус не соблазнит меня отказаться от мысли лечь пораньше. Равелла должна отдохнуть. Вчера было слишком жарко, да и сегодня не стало прохладней.
— Я хорошо себя чувствую, — певуче произнесла Равелла.
— Все равно ляжешь пораньше, — сказала леди Гарриэт с насмешливой суровостью. — Счастливо, Себастьян.
— Благодарю, Гарриэт.
Герцог повернулся к дверям. Фаэтон, запряженный тройкой лошадей, уже ждал его. Равелла наблюдала за отъездом. Он напоминал ей Аполлона, едущего в своей солнечной колеснице по небу. Но даже Аполлон не был так красив.