Джинджер вскочила с пола. Секундой позже, послышался стук в дверь. Она гавкнула и выбежала из комнаты.
Я отреагировала почти так же. Встала. Насторожилась. Я не очень хорошо знаю соседей. Мне тридцать один, все остальные жильцы этажа практически вдвое старше. Мы здороваемся, но на этом всё.
Исключение составляет человек, который находился на пороге моей квартиры во второй раз в течение двадцати минут. Возможно, я сказала ему больше слов, чем всем жильцам, вместе взятым в целом здании. Я не решалась открыть ему, потому что была без лифчика. Да, я решила — он был «лакомым кусочком». Это хорошее выражение, чтобы описать его.
— Снова привет, 6А.
— Итак, — сказал он. — Я все обдумал. Я ещё не распаковал кухню. Это не совсем моя сфера интересов. Плюс ко всему, мой обогреватель так жарит, будто я сделан из пластика, и он хочет расплавить меня.
Он оттянул свою футболку, идентичную предыдущей, показывая, как ему жарко. Он выглядел готовым к лету.
— Мой обогреватель выключен, — предупредила я. — У меня холодно.
Он простонал.
— С тем же успехом ты могла говорить мне непристойности.
Я удивленно приподняла бровь и пригласила его в квартиру.
— Я готовлю овощи, — я этого не планировала, но у меня были овощи в холодильнике и остатки вчерашней курицы с имбирем по-тайски. — Ты вегетарианец?
— Нет, милая.
Я сдержала улыбку на его невозмутимый ответ. Я бы ни за что не поверила, ответь он положительно.
— Я — старое доброе плотоядное. Охота, собирательство, жизнь в пещере, — он прощупал одной ногой поверхность пола, прежде чем вошел. Как будто пол покрыт водой, и он проверял температуру.
Джинджер была рада его видеть, но в то же время она виляла бы хвостом и в присутствии убийцы с топором. Я закрыла за ним дверь.
— Милое местечко, — сказал он, когда мы прошли внутрь. — Как мое, только более обжитое.
— Спасибо, — я указала на диван. — Устраивайся поудобнее. Я скоро вернусь.
Я пошла в спальню, закрыла дверь и надела лифчик под толстовку.
Когда я вошла, он, нахмурившись, листал Вог, его длинные ноги были вытянуты перед ним.
— Некоторые из этих комплектов одежды…
— Я работаю в агентстве по связям с общественностью в области моды и красоты, — я объяснила. — Мои клиенты по части красоты — макияж, крема для кожи, все в таком роде — но я также должна следить за модными трендами.
Он закрыл журнал и положил его под журнальный столик.
— Я не претендую, что разбираюсь в этом.
Я прошла на кухню, и он проследовал за мной. Некоторые овощи в холодильнике вызывали сомнение. Надеюсь, он ничего не заметит.
— Может налить тебе Пино Нуар?
— Я не очень люблю вино, — ответил он позади меня. — Хотя я бы не отказался от вот этого.
Он указал на упаковку пива Sorachi Ace на полке.
Я на секунду засомневалась. Оно мне не принадлежало, но я решила, что это не важно. Я взяла одну бутылку и протянула ему.
— Открывалка в ящике слева от раковины.
— Спасибо. Никогда не пробовал этот сорт. Оно вкусное?
— Не знаю. Я не пью пиво.
Я подравняла овощи и начала их нарезать. Несколько минут стояла тишина, не считая его глотков и стука моего ножа по доске для нарезки.
— Ну как?
— Как раз то, что нужно. В моей квартире сейчас тоскливо и совсем нет алкоголя, — он выдвинул стул, но, казалось, передумал, и остался стоять. — Мне нужно наведаться в бакалейную лавку.
— Это пиво из Буклинской пивоварни, — я переместила грибы с разделочной доски в казанок. — Так все же, что привело тебя в Гламерси Парк?
Он откашлялся.
— Работа.
Я не спросила, чем он занимался. Я все ещё даже не знала его имя.
— Ты новичок в этом городе?
— Вообще-то я приехал в Нью-Йорк по тому же поводу, что и ты.
Я оторвалась от нарезки сладкого перца, который я собиралась нарезать соломкой.
— Правда? Когда?
Он покачал головой.
— Не заставляй меня отвечать на этот вопрос, — сказал он, но все равно сделал это. — Я закончил университет десять лет назад.
— Я примерно в это же время, — по какой-то причине его зеленые глаза загорелись, и я вернулась к нарезке овощей, чтобы подавить волнение. — И что потом?
— Потом переехал на окраину. Теперь я снова здесь.
— Многие люди, если едут на окраину, то там и остаются.
— Я знаю.
Я почувствовала намек на горечь в его голосе, но потом она исчезла.