Габриэль Гарсиа Маркес
Невинная соната
Многие читатели спрашивают меня о связи моих книг с музыкой. Я сам, более всерьез, чем в шутку, сказал однажды, что «Сто лет одиночества» — это вальенато (популярная колумбийская музыкальная форма — прим. пер.) на четыреста страниц, а «Любовь во время чумы» — болеро на триста восемьдесят. В некоторых интервью прессе я признался, что не могу писать, слушая музыку, так как больше обращаю внимание на то, что слышу, чем на то, что пишу. По правде говоря, я слышал больше музыкальных произведений, чем прочел книг. Думаю, что осталось совсем немного не знакомой мне музыки.
Больше всего меня удивил случай, когда в Барселоне двое молодых музыкантов навестили меня, прочтя «Осень патриарха», чья структура напоминала им третий фортепьянный концерт Б. Бартока. Я их, конечно, не понял, но меня удивило то совпадение, что на протяжении почти четырех лет, когда писалась книга, я очень интересовался этими концертами, особенно третьим, который и по сей день остается моим любимым.
После всего этого хочу сказать, что не удивлюсь сейчас, если действительно достойный музыкант найдет элементы музыкальной композиции в повести «Полковнику никто не пишет», самом простом из всей моих произведений. Я на самом деле писал его в отеле для бедняков в Париже, в спартанских условиях, ожидая письмо с чеком, которое так и не пришло. Моим единственным успокоением было радио. Но я абсолютно не знаком с законами музыки и вряд ли смог бы осмысленно написать рассказ с диатонической структурой.
Я считаю, что литературное повествование — это гипнотический инструмент, как и музыка, и что любое нарушение его ритма может прервать волшебство. Об этом я забочусь настолько, что не посылаю текст в издательство, пока не прочитаю его вслух, чтобы убедиться в необходимой плавности.
Главное в тексте — это запятые, потому что они задают ритм дыханию читателя и управляют его душевным настроением. Я называю их «дыхательными запятыми», которым позволено даже внести беспорядок в грамматику, чтобы сохранить гипнотическое действие чтения.
Вот мой ответ на вопрос читателей: не только повесть «Полковнику никто не пишет», но даже наименее значительное из моих творений подчинено гармонической стройности. Только нам, писателям с хорошей интуицией, можно не исследовать тщательно тайны этой техники, так как в этом занятии для слепых нет ничего опаснее, чем потерять невинность.