«Вздор! — строго сказала она себе. — Ведь она Перл. И с каких это пор тебя стало тревожить то, что скажут люди?» Она быстро написала записку и позвонила лакею, приказав отнести ее по указанному адресу.
Ноуэл Пакстон подписал отчет, положил перо на дубовый письменный стол и вздохнул. Это стало самым обескураживающим расследованием за всю его карьеру, и не только потому, что ему не удалось арестовать скандально известного Святого из Севен-Дайалса. По правде говоря, если бы Ноуэл пожелал, этот легендарный вор был бы сейчас за решеткой, но это ни на шаг не приблизило бы его к подлинной цели, о которой его «начальники» с Боу-стрит[1] даже не подозревали.
— Вам что-нибудь еще потребуется, сэр? — спросил Кемп, помощник, камердинер и доверенное лицо Ноуэла, вновь наполняя чаем пустую чашку.
— Улика, Кемп. Не могу отделаться от мысли, что мы упустили что-то очевидное.
Молодой человек с фигурой спортсмена моментально вышел из роли вышколенного слуги и прислонился к каминной полке, продолжая держать за носик и ручку видавший виды чайник.
— Не понимаю, как это могло случиться. Вы раскопали такие вещи, которые упустили сыщики с их многолетним опытом. Вы держали Святого в кулаке.
Хотелось бы Ноуэлу разделять непоколебимую веру преданного сподвижника в его способности.
— По крайней мере я убедился, что Святой — вернее, Святые — и Епископ не являются одним и тем же лицом. А это означает, что анонимные очерки так и остаются моей единственной зацепкой.
Это, черт возьми, спутало все его карты. Он был абсолютно уверен, что автором этих очерков является Святой, а также бессердечный Черный Епископ, этот жестокий предатель, по вине которого во время последней войны погибло множество англичан. Более того, он убил двоих людей, которых Ноуэл называл своими друзьями.
Выступая в роли британского агента во Франции, Черный Епископ продавал информацию Наполеону. Его предательство поставило под угрозу жизни многих настоящих агентов, в том числе и жизнь самого Ноуэла. Разведчикам дважды удавалось подойти совсем близко к установлению личности этого человека, однако они так и не завершили дело — их убили.
Основываясь на некоторых уликах, обнаруженных на поле боя, министерство иностранных дел пришло к выводу, что Епископ погиб в битве при Ватерлоо. Поскольку услуги Ноуэла в качестве Кота в Сапогах, первоклассного шпиона министерства, больше не требовались, он неохотно удалился от дел и уехал в свое дербоширское поместье. Со временем он смирился с мыслью, что Епископ погиб и стал недосягаем для правосудия, пока кое-что в одном из очерков, напечатанных в «Политикал реджистер», не показалось ему до ужаса знакомым.
Ноуэл рассказал в министерстве иностранных дел о своем подозрении, — дескать, Епископ на самом деле жив и находится в Англии. Как оказалось, его начальство уже пришло к тому же выводу. Агент из министерства внутренних дел, расследовавший дело о пропаже некоторых документов, относящихся к Епископу, недавно погиб при весьма подозрительных обстоятельствах. Ноуэла вновь привлекли к работе, поручив выследить предателя.
Побывав в редакции «Политикал реджистер», он узнал, что очерк, вызвавший подозрение, был отправлен из Оукшира и что почерк, которым был написан оригинал, имел потрясающее сходство с почерком, которым были написаны письма Епископа во время войны.
Мистер Р., анонимный очеркист, с такой страстью защищал Святого из Севен-Дайалса, что Ноуэл не мог не заподозрить некоторую связь. С одобрения министерства иностранных дел он предложил Боу-стрит свою помощь в задержании вора, и магистрат с готовностью принял это предложение.
Поначалу казалось, что он на правильном пути. Главный подозреваемый, которого вычислили сыщики с Боу-стрит, по всем параметрам соответствовал тому, что было известно Ноуэлу о Черном Епископе. Скрываясь под именами Люка Сент-Клера, Лучо ди Санто, а теперь еще графа Хардвика, этот человек обладал гениальной способностью перевоплощения, обзавелся связями в Оукшире.
Однако при дальнейшем расследовании обнаружилось, что Хардвик никогда не бывал во Франции и вообще никогда не выезжал из Англии. Его предполагаемые связи на континенте были выдуманы для того, чтобы позволить ему «вписаться» в Оксфорд, а затем проникнуть в общество, преследуя свои воровские цели. Более того, очерков он вообще не писал.