— Если мадам королева рискнула всем ради меня, я тоже должен поставить на карту все, лишь бы вернуть ей престол.
При этих словах я очнулась от грез, в которые успела уйти с головой. Усилием воли я заставила образ Ричарда поблекнуть и обернулась к собеседнику.
— Разумеется, королем станет ваш отец, — осторожно напомнила я ему.
— Отец править не способен. Он выжил из ума и преждевременно состарился. Будем надеяться, что долго он не протянет. — Эта резкая отповедь застала меня врасплох. Неужели все это внушила ему Маргарита? — Отец будет доживать свои дни в каком-нибудь безопасном месте, где он сможет нести околесицу, молиться и верить в то, что все еще правит страной. На самом деле править буду я. Я взойду на трон в день своего совершеннолетия. Так говорит мама.
И Эдуард снова вернулся к излюбленной теме:
— Когда мы отплыли из Шотландии, мы были одеты в тряпье, словно крестьяне. Ты не поверишь…
Я вздохнула. Он смотрел куда-то вдаль, в сторону невидимой Англии. Я стояла рядом с ним, прислонившись спиной к нагретым солнцем камням. Я его почти не слушала. Эдуард ни разу не поинтересовался моим прошлым, ни разу ни о чем не спросил и не посочувствовал моему положению бездомной изгнанницы. Я предположила, что, возможно, у него просто нет никого, кому бы он мог изливать свою душу, и мне стало его жаль.
— Сколько вам было лет, когда вы покинули Англию? — спросила я, воспользовавшись небольшой паузой, подобно любой женщине пытаясь направить разговор на личные темы.
— Десять лет.
— Мы с вами прежде встречались?
Принц равнодушно пожал плечами и зашагал обратно к лестнице.
— Понятия не имею. Если и встречались, ты была совсем маленькой, а значит, не могла меня заинтересовать. Я просто не обратил бы на тебя внимания.
Он не считал нужным льстить мне или флиртовать со мной. Такое безразличие меня задело. Я окончательно убедилась в том, что его вообще никто не интересует, не считая его самого. И все же я решилась задать еще один вопрос.
— Когда вы станете королем, сделаете ли вы моего отца своим советником?
Резкий и категоричный ответ заставил меня похолодеть.
— Вряд ли. Уорик несет ответственность за то, что сверг моего отца и лишил меня прав и имущества. Я ничего ему не должен.
— Даже если он свергнет Эдуарда Йорка и вернет вам корону?
— Разумеется, я буду ему за это благодарен. Но я сам выберу себе советников, и сомневаюсь, что месье де Уорик будет одним из них. — Принц резко остановился и перевел на меня взгляд, как будто только сейчас вспомнив, кто я, собственно, такая. Его лицо озарила улыбка, и глубокие угрюмые складки разгладились. — Довольно об этом, леди Анна. Вы моя невеста, и у меня есть для вас подарок. — Он поднял руку и сделал знак почтительно стоящему у входа в сад слуге.
— Подарок?
Слуга приблизился и по сигналу принца опустился на колени и протянул мне маленькую золоченую клетку. В ней с жердочки на жердочку прыгали две покрытые ярким оперением птички. Я была в восторге.
— Вот видите… — Принц провел пальцем по прутьям клетки, и птички засуетились еще сильнее. — Я о вас думаю. Каждое утро эти птички будут петь и напоминать вам обо мне.
— Они прелестны. Спасибо…
Я взяла клетку и подняла ее повыше, чтобы получше разглядеть своих новых питомцев. Мы никогда не держали птиц. В Миддлхэме у нас были только охотничьи собаки и полудикие кошки, обитавшие на конюшне. Птицы были очень красивы. Их перышки и маленькие черные глазки-бусинки поблескивали. Все же принц знал, как меня удивить. Он подумал обо мне, проявил заботу и преподнес такой изумительный подарок. Быть может, он вовсе не так равнодушен ко мне, как я полагала.
Вернувшись в свою комнату, я поставила клетку на окно. Теплые солнечные лучи успокоили птичек. Они уселись на жердочку, взъерошили перышки и запели. Золоченые листья и цветы, составляющие узор прутьев клетки, тускло поблескивали на солнце. Я все еще любовалась экзотическим оперением своих новых друзей, когда в комнату вплыла леди Беатриса.
— Значит, принц сделал вам подарок? — произнесла она, окинув меня высокомерным взглядом.
— Да. Правда, они красивые?
— Несомненно. А королева об этом осведомлена?
Я подняла на нее удивленные глаза. Какое имеет значение, осведомлена об этом королева или нет? Какое ей дело до пары певчих птиц, которых принц подарил своей невесте? Но Беатриса качала головой, а ее губы подрагивали в желчной усмешке.
— Почему бы вам не сказать мне все прямо? — поинтересовалась я.
Но она опять покачала головой.
— Когда-нибудь вы сами все узнаете. А теперь пойдемте со мной. Королева не любит, когда ее заставляют ждать.
Она развернулась и, не оглядываясь, зашагала прочь. Даже когда я была ребенком и жила в Миддлхэме, я имела больше прав, чем здесь. Будучи дочерью графа Невилля, я внушала окружающим уважение. Здесь же я была в клетке, как и мои милые птички.
Мою жизнь при дворе королевы Маргариты трудно было назвать приятной. Что я могла узнать здесь нового, чему меня еще не научила мама, под руководством которой я прошла суровую школу придворной жизни? Мне было известно практически все о предъявляемых там требованиях. Воспитание в семействе Невиллей налагало определенный отпечаток. Кроме того, я с самого начала понимала, что Маргарита преследует совершенно иные цели. Если коротко, то она хотела держать меня рядом с собой, намереваясь сломить мою волю и превратить в кроткую и покорную невестку. А также чтобы показать всем, какого она невысокого мнения обо мне и об этом навязанном ей браке. Открытой жестокости она никогда не допускала, довольствуясь мелкими оскорблениями и ядовитыми насмешками. Критике подвергались все мои действия, без малейшего исключения. Это было рассчитано на то, чтобы указать мне мое место и запретить его покидать.
«Леди Анна покажет нам всем, как следует вышивать это алтарное покрывало. Давайте посмотрим, как она умеет обращаться с иголкой… Леди Анна развеет нашу скуку, хотя, может, не стоит заставлять ее петь? Быть может, леди Анна нам почитает? Ах, нет! Лучше не надо. Ее акцент недостаточно благозвучен и труден для восприятия…»
И так далее, и тому подобное. Я не могла не замечать ехидных улыбок и не слышать источающих яд смешков. Иногда среди ночи мне приходилось отчаянно бороться с нахлынувшей на меня тоской. В такие моменты бывало очень трудно удержаться от слез и не смочить ими подушку. Но я твердо решила не допустить того, чтобы вездесущие шпионы Маргариты донесли своей повелительнице, что она заставила меня горевать. А я располагала не вызывающими сомнений доказательствами того, что за всеми моими действиями неусыпно следят и что я не могу произнести ни одного слова, которое тут же не передали бы королеве.
— Я запрещаю тебе подбивать принца на то, чтобы он назначил твоего отца, графа Уорика, своим советником! — обрушилась на меня Маргарита.
— Но я не…
— Мне сообщили, что ты затрагивала эту тему.
Вот тебе и прогулка по саду!
— Больше ты этого делать не должна. Поняла?
— Да, мадам.
— Если я услышу что-либо еще, что мне не понравится, я отменю все эти прогулки.
Я вышивала и молилась, играла на лютне и прислуживала королеве, держа свои мысли и возмущение при себе. Моя жизнь превратилась в одно сплошное ожидание. Ожидание того дня, когда я выйду замуж за принца и избавлюсь от гнета его матери.
Граф отплыл в Англию с внушительным флотом из шестидесяти кораблей. Во Францию поступали обнадеживающие новости. Глаза королевы Маргариты сверкали, хотя она ни одним словом не выразила одобрения действиям графа Уорика. Самозванец Йорк выслал ему навстречу свои корабли, пытаясь воспрепятствовать высадке войск Ланкастеров на английскую землю. Однако буря разбросала английский флот, и высадка в Плимуте произошла без сучка, без задоринки. Кларенс по-прежнему был рядом с графом. Видимо, он все же не решился на очередное предательство.
В Анжере принц не находил себе места. Его возмущало то, что он вынужден бездействовать. В присутствии матери он скрывал свое смятение за ласковыми и беззаботными улыбками. При ней он играл роль идеального придворного. Эдуард танцевал, садился с королевой за стол и исполнял все ее капризы с удивительной сыновней преданностью. Иногда он улыбался и мне. Но расставшись с Маргаритой, он позволял бушующей в нем яростной энергии вырваться наружу, что выражалось в крайне скверном расположении духа. Когда мы узнали, что армия графа идет на Лондон и под его знамена отовсюду стекаются люди, принц на целый день отправился на охоту в долину Луары, захватив с собой всех собак и соколов.