Ричард выпустил меня так же неожиданно, как и схватил. Я отдавала себе отчет в собственной вопиющей неопытности и лишь ошеломленно смотрела на человека, которому вскоре предстояло стать моим мужем. Так вот как целует женщину влюбленный мужчина! Выражение лица Ричарда говорило скорее о страдании, чем о восторге. Опыт, полученный с принцем Эдуардом, ни в коей мере не подготовил меня к таким чувствам. Одно мне было ясно — радости этот поцелуй Ричарду не доставил. Скорее он привел его в ярость из-за неудовлетворенного желания.
— Клянусь Богом, Анна, ты будешь моей. — Он произнес это как самую священную клятву. — Я никому не позволю встать между нами. Даже королю.
Я тут же поняла, что это вовсе не священная клятва, а решимость хищного самца овладеть объектом своей страсти. Ричард Плантагенет жаждал обладать мной и готов был смести любые препятствия, лишь бы достичь желаемого.
Но эти чувства меня отнюдь не шокировали. Если прежде я сомневалась в его любви ко мне, то теперь от этих сомнений не осталось и следа. Что бы он ни совершил, чья бы кровь ни обагрила его руки, этот поцелуй пробудил к жизни мои доселе спящие чувства. Я слышала, как бешено колотится в моей груди сердце, я все еще ощущала на губах вкус его поцелуя, но не знала, что ему сказать.
В дверях показался Эдуард.
— Анна… — произнес Ричард.
— Что?
Он только покачал головой.
— Ничего. Береги себя.
Я молча побрела вслед за Эдуардом, но, не удержавшись, оглянулась, чтобы в последний раз взглянуть на Ричарда. Он продолжал стоять там, где я его оставила, и смотрел мне вслед. Наши глаза на мгновение встретились. Он галантно поклонился, после чего отвернулся и зашагал прочь.
Меня доставили в Колд-Харбор, городской дом Кларенса. Я старалась не думать о всколыхнувших мою душу объятиях, похоронив это воспоминание глубоко в сердце. Вместо этого я обратила свои мысли к более практическим и важным вопросам. Во время разговора с королем мы ни разу не затронули судьбу моей мамы, графини Уорик, по-прежнему укрывающейся в аббатстве Булье. А ведь именно ей принадлежали земли и титулы, вокруг которых разгорелись такие страсти. Перейти по наследству они могли лишь после смерти владелицы. А маме было немного за сорок.
Ужас холодной рукой стиснул мое сердце.
— Что-то ты слишком спокойна. Неужели ты совершенно не испугалась? — подозрительно поинтересовалась Изабелла.
— Я уже успокоилась. А сначала очень сильно испугалась. Но, как видишь, все обошлось.
Впрочем, мои объяснения, как и позднее возвращение в сопровождении королевских гвардейцев, никого особенно не удивили. Разбойные нападения были не редкостью, поэтому все возблагодарили Провидение, спасшее меня от насквозь пропитанных элем воров, рыскающих по ночам по улицам Лондона. К тому же мне удалось отделаться порванной вуалью да парой синяков. Я безукоризненно сыграла роль пострадавшей в ночном приключении дамы.
— Я удвою твою охрану, — нахмурившись, заявил Кларенс. — И не вздумай покидать дом в одиночку.
Я распахнула невинные глаза и безмятежно кивнула:
— Ну конечно! Это же так опасно!
— Подумать только! По счастливой случайности мимо проезжал Фрэнсис Ловелл! — не переставала изумляться Изабелла.
— Удивительное везение, не правда ли? — восторженно поддакивала я.
Я тщательно скрывала от Изабеллы отвращение, которое вызывало у меня ее коварство. А она продолжала как ни в чем не бывало дружески улыбаться мне и всячески демонстрировать сестринскую любовь и заботу. Я твердила себе, что должна призвать на помощь все свое самообладание, чтобы сохранить наивный и невинный вид. Если Изабелла заподозрит, что я собралась замуж, я мгновенно окажусь в монастыре. Моя сестра отлично усвоила уроки, которые преподал ей ее беспринципный муженек. Что меня удивляло, так это то, что мне удавалось с видимым равнодушием относиться к постоянной близости Изабеллы, к ее лживости и двуличию. Ярость то и дело грозила прорваться наружу, но я продолжала упорно совершенствоваться в искусстве притворства, предлагая сестре лишь кротость и радушие. К счастью, Кларенс бóльшую часть времени проводил при дворе. Я не совладала бы с душившим меня возмущением, если бы была вынуждена каждый день садиться с ним за стол.
Ричард уехал на север, в Миддлхэм. Как мне хотелось последовать за ним! Я отлично знала, что в это время года замок омывают холодные дожди и обдувают ледяные ветра. В такую погоду он всегда казался мне невыносимо унылым и мрачным. Но сейчас я готова была отдать все, что угодно, лишь бы снова оказаться там с Ричардом.
Глава семнадцатая
Но в конце концов выдержка мне изменила. Я была совсем одна, и мне не к кому было обратиться за помощью. Проявила ли я слабость духа? Если бы у меня была возможность довериться хоть кому-нибудь, я бы продержалась, но я не могла излить душу даже Марджери. Она любила меня всей душой, но ведь она также служила Изабелле. Поэтому я не знала, могу ли рассчитывать на ее поддержку. Я не хотела ее ни в чем подозревать, но также не имела права делиться с ней самыми ужасными опасениями. Я так устала быть постоянно начеку с Изабеллой и Кларенсом, контролируя каждое свое слово, каждый жест и взгляд. К тому же Изабелла льнула ко мне, как пиявка, ни на секунду не оставляя меня одну.
Я остро ощущала свое одиночество. Раньше я даже не подозревала, насколько я одинока.
И я запаниковала.
Началось все с того, что Изабелла заговорила о немедленном возвращении в Уорик. Этот план не вызывал у меня никаких подозрений, пока она не предложила по пути заглянуть в Тьюксбери. Как было бы замечательно расширить уже существующую обитель за счет нового женского монастыря, использовав для этого благородного дела деньги Бошамов-Диспенсеров! Это предоставило бы возможность дочерям и вдовам знатных семейств удалиться от мира и служить Господу.
Я мгновенно увидела себя в заточении за толстыми монастырскими стенами. К тому времени как Ричард вернется с севера, меня увезут и упрячут в аббатство, приговорив к пожизненному благочестию, невзирая на отказ принимать обеты. И тогда меня уже не смогут спасти ни Ричард, ни сам король.
И я не выдержала. Мои нервы сдали. Я написала Ричарду письмо, понимая, что мое послание могут перехватить. Это не заняло у меня много времени. Я всего лишь хотела сообщить Ричарду о своих опасениях.
«Герцогу Глостеру.
Обстоятельства изменились. Мы возвращаемся в Уорик. Боюсь, что я окажусь в Тьюксбери и разделю участь мамы, которая не может покинуть аббатство Булье. Вряд ли я могу рассчитывать на открытую поддержку короля, поэтому обращаюсь за помощью к вам.
Умоляю вас: возвращайтесь скорее и заберите меня из этого дома.
Я боюсь, что может быть слишком поздно.
Ваша верная кузина,
Анна Невилль».
Но кто доставит Ричарду это письмо? Я не доверяла ни одному из слуг Кларенса, и мне пришлось пойти на риск.
— Марджери… у тебя есть в Лондоне знакомая семья?
— У меня здесь кузен. Он перчаточник в Чипсайде. У него есть жена и детишки.
— А не найдется среди них человека, способного срочно доставить письмо?
— А что случилось? — заинтересовалась Марджери. — Кому вы хотите написать, леди?
— Это не имеет значения. Но мне это очень нужно.
— Я не знаю…
Я схватила ее за локоть.
— Ты хочешь увидеть меня монахиней, Марджери?
Вопросов больше не последовало. Это еще сильнее убедило меня в том, что мои страхи вполне обоснованны. Письмо было отослано. Теперь мне оставалось лишь ждать. Должна признаться, труднее всего мне было удержаться от того, чтобы не швырнуть Изабелле в лицо обвинения в предательстве и кружку с элем вдогонку.