— Тебе не следовало уступать Кларенсу пост великого камергера! Этот пост занимал мой отец, и Эдуард решил передать его тебе. Кларенс получил титулы Уорик и Солсбери. Что ему еще нужно? Только не говори мне «все»! — Прочитав ответ на лице Ричарда, я даже подпрыгнула на стуле. — Ты слишком любишь компромиссы. Я бы этого никогда не сделала. Я послала бы его ко всем чертям!
Я содрогнулась от отвращения, вспомнив самодовольство, с которым Кларенс выслушал предложение Ричарда, значительно облегчающее его дипломатическую карьеру. К тому же он принял его как должное, без единого слова благодарности. Как только Ричард это стерпел?
Ричард оглянулся на меня, как будто взвешивая, стоит ли спорить со мной в моем нынешнем состоянии, и покачал головой.
— Дело сделано. Говорить больше не о чем.
Не достигнув согласия, зато заключив перемирие, мы отложили этот вопрос до лучших времен.
Я была еще не на том сроке беременности, когда путешествие могло представлять для меня какие-либо неудобства или опасность. Ричард заботился о моем самочувствии с настойчивостью, которая вызвала бы у меня раздражение, если бы само его присутствие не переполняло меня безудержной радостью. В особо жаркие дни я путешествовала в великолепном паланкине, но гораздо чаще ехала верхом.
Мы скакали рядом, вспоминая, как, будучи детьми, катались по окружающим Миддлхэм пустошам. Ричард приобрел для меня небольшую кобылку с обманчиво кротким характером. На самом деле она была весьма норовистой, и этим очень напоминала меня. Это, смеясь, сообщил мне супруг после очередной упорной схватки за власть с этим капризным, но милым существом. Разница заключалась в том, что я даже с виду никогда не была кроткой и покорной.
Мы ехали медленно, никуда не торопясь, по моей просьбе превратив это путешествие в своего рода паломничество. Поверхностному наблюдателю могло бы показаться, что в стране царит мир и покой, но суровая реальность была совершенно иной, и поэтому нас сопровождал большой вооруженный отряд с развернутыми флагами Глостера. За моей безмятежностью также скрывались тревоги и сомнения. Я знала, что Ричард сделал все, что мог. На совете он пустил в ход все свое красноречие, а его доводы были весомы и убедительны, но Кларенсу также удалось произвести благоприятное впечатление на советников и короля. Эдуард до сих пор продолжал взвешивать аргументы братьев, не решаясь принять окончательное решение в пользу одного из них. Я запретила себе даже думать об этом. Но мои мысли тут же обратились к Изабелле. Нам так и не удалось с ней помириться, и я не видела путей сближения со своей несчастной сестрой.
Мы сделали остановку в монастыре Бишам к западу от Лондона, где я навестила могилы своих бабушки и дедушки — Ричарда Невилля, графа Солсбери, и Элис Монтегю. Я молча смотрела на их высеченные в камне портреты, излучающие спокойную уверенность в силе и богатстве Невиллей. Как они ошибались! Прошло совсем немного времени, и их род полностью утратил и свое политическое влияние, и земли.
Рядом с ними теперь лежал и мой отец.
«Ричард Невилль, граф Уорик» — гласила надпись на простой могильной плите.
Я решила, что обязательно поставлю ему великолепный памятник, который закажу самым лучшим мастерам. Граф будет изображен в доспехах, изготовленных для него в Италии, а в руках будет держать свой огромный меч.
— Уорик заслуживает памятника. — Стоящий рядом Ричард в очередной раз прочел мои мысли. — Я запомнил его как настоящего полководца, а также как любящего родственника, не жалеющего времени для вверенных ему мальчишек. Я восхищался им и стремился ему подражать. Как жаль, что он погиб так рано.
Мы не стали говорить о погубившем его предательстве. Или о неуемной жажде власти, которая и привела клан Невиллей к падению и полной утрате богатств и политического влияния.
И снова наш путь лежал на запад. Это было нелегкое путешествие, но я была обязана его проделать. Временами я замолкала и полностью уходила в себя. В такие минуты Ричард меня не тревожил, чувствуя и понимая мою боль. Я много рассказывала ему о жизни с Эдуардом Ланкастером, не утаив даже историю с птичками. Мой муж понимал, что меня просто безжалостно использовали и мне пришлось снести бесчисленное множество таких унижений, рассказать о которых у меня даже язык не поворачивался. Поэтому он уважал мое молчание, а по ночам держал меня в объятиях, пока я не засыпала.
Тьюксбери внушал мне отвращение. Только чувство долга заставило меня ступить на территорию аббатства. Монахи устранили все следы разрушений, и в некогда залитой кровью траве невинно раскрыли свои венчики полевые цветы. В церковь я вошла одна. Ричард остался снаружи, и я была ему очень за это благодарна. Вспоминал ли он момент, когда здесь от его руки погиб принц Ланкастер? Я не стала его об этом спрашивать, но знала, что он и сегодня, не колеблясь, поступил бы точно так же, если бы жизни короля угрожала опасность.
Я толкнула дверь и вошла. Лишь следы меча и булавы на изящной каменной резьбе напоминали об осквернении этого святого места. Я увидела простую медную мемориальную доску. Как я и просила. У самого алтаря.
Холодный блеск металла привлекал внимание полным отсутствием надписи. Что же на ней написать? Как увековечить память об Эдуарде Ланкастере?
Здесь лежит Эдуард Ланкастер, принц Уэльский. Единственная любовь своей матери. Последняя надежда своего рода.
Я сомневалась, что Маргарита, по-прежнему находящаяся в руках Эдуарда, сумеет оправиться от этого удара. Она не просто потеряла сына. Вместе с ним угасли надежды на возрождение королевской династии Ланкастеров. Об остальном я не могла даже думать. Во всяком случае, сейчас.
Перед тем как покинуть церковь, я оставила монахам мешочек с золотыми.
Снаружи, опершись на стену, меня ожидал Ричард. Я коснулась его руки.
— Спасибо.
— За что?
— За то, что привез меня сюда.
— Тебе нужно было попрощаться с призраками прошлого.
Большим пальцем он потер мой лоб, там, где между бровей, видимо, залегла глубокая складка.
— Да.
— И что же?
— Я с ними попрощалась.
— Значит, мы не зря сюда заехали. — Ричард снял с седла мой плащ и заботливо накинул мне на плечи. — Пойдем, тут слишком сыро и холодно. Монахи устроят нас на ночлег.
Взяв меня за руку, он продел ее под локоть и ласково сжал мои пальцы. Я почувствовала, что рядом с ним мне ничто не угрожает. Пусть прошлое останется там, где ему и место, — в воспоминаниях. Все, что со мной произошло, не имело к моей нынешней жизни никакого отношения. Я расправила плечи и с надеждой взглянула в будущее.
Миддлхэм. По мере приближения к нему мое сердце билось все чаще, предвкушая встречу с домом моего детства. Он манил меня, как свет свечи манит мотылька, вот только этот сияющий вдали маяк сулил мне не боль и смерть, а радость и тепло родного очага.
— Вон он!
Я натянула поводья, и моя кобылка послушно остановилась на небольшом возвышении перед последним спуском в долину. С запада надвигались предвещающие дождь темные тучи, окутавшие небо своими рваными лохмотьями. Порывы ветра трепали полы нашей одежды и гривы лошадей. Но прямо перед нами из мрака вздымались величественные серые башни и стены, окруженные серебристой лентой защитного рва. Кому-то это зрелище могло показаться мрачным и суровым, но меня оно переполняло неописуемой радостью, теплом разливавшейся по всему моему телу.
— Что бы ни случилось, этого они у нас не отнимут!
До нашего слуха донесся стук копыт. Наш эскорт тут же занял оборонительную позицию, но скачущий по ведущей из Йорка дороге отряд был слишком мал, чтобы представлять собой какую бы то ни было опасность. Группа всадников явно спешила нам наперерез. Мы двинулись им навстречу.
— Ваша светлость, — едва переведя дух, поприветствовал Ричарда герольд.
Он снял шляпу и отряхнул пыль с костюма, чтобы мы смогли рассмотреть золотых львов, вышитых на красно-синем гербе Англии.
— Что случилось?
Ричард насторожился и подъехал ближе.