========== I часть. Глава 1 ==========
1880 год. Самара.
В квартире царила предпраздничная тишина. Самара праздновала Рождество, и ничего не предвещало беды. Елка гнулась под стеклянными шарами, а иголки сыпались на хрустящую бумагу.
Катерина Игнатьевна привыкла поздравлять жильцов с каждым праздником и сегодня несла завернутый в теплое полотенце большой праздничный пирог.
— Ольга Алексеевна! Елена Дмитриевна! Мария Дмитриевна! Алексей Дмитриевич! — весело, предвкушая радость детей и улыбку голубушки Ольги Румянцевой.
Однако ее встретила лишь тишина. Ольга Алексеевна никогда не запирала дверей. Ее чистое сердечко не могло понять, что есть и плохие люди, которые могут обворовать или, прости Господи, убить. Она возвышенная, и детки такие же. Мальчик уже скрипку осваивает, девочка на фортепиано играет, голосочек такой тоненький, что заслушаешься. Чисто соловушка.
Младшенькая, Леночка, очень слабенькая. Вот, Агафья Фоклеевна, кухарка, говорила, что у девочки хворь недавно какая-то приключилась. Весной на воды поедут, дай ей Бог здоровьечка.
— Ольга Алексеевна! Голубушка! Это я, Катерина Игнатьевна, — громко сказала хозяйка. Никто не ответил.
Она встревожилась и осмелилась пройти дальше в прихожую.
Чем-то пахло. Знакомый такой запах, тяжелый. От него становилось дурно, чем ближе к гостиной, тем дурнее пахло.
Одним глазком Катерина заглянула в большую комнату.
Блюдо выскользнуло из рук…
========== Глава 2 ==========
Сомин проснулся от истошного женского крика. Василий Павлович оторвал голову от подушки.
— Что это? — Виктория перевернулась на другой бок и открыла глаза.
— Да какая-то баба орет. Дуры вы все. Уу, ненавижу! — настроение учителя географии сразу испортилось. Енгалычева молча закрыла глаза и натянула на себя одеяло. Сомин хмыкнул и сдернул с Виктории одеяло. Лежать обнаженной в нетопленной квартире под злобным взглядом мучителя было выше ее сил. Енгалычева покорно встала и неспешно стала одеваться.
Василий Павлович проворно поднял с пола ее гимназическое платье и отбросил его на стол. Вика потянулась за ним, но тут же получила по рукам.
— Я опоздаю, — тихо сказала она, но Сомину на нее было все равно. Он перехватил ее запястье и заставил сесть к нему на колени.
— Где ты вчера шлялась? — его руки больно стиснули ее талию.
— Не ваше дело.
— Вот как? Не забывай, кто ты и где ты.
Вика закрыла глаза, чувствуя как Сомин целует ее в шею и как по ее щекам катятся слезы. Она вещь. Такая же вещь, как табуретка или шкаф. Подстилка.
От этих мыслей стало очень больно, она не удержалась и всхлипнула. И мгновенно очутилась на полу, больно приложившись спиной о стул.
Василий Павлович с усмешкой смотрел на нее сверху вниз.
— Я тебе говорил не реветь? Говорил?
— Говорили. Простите, больше не буду.
— Правильно, девочка. Хватит, разлеглась тут. Ты мне благодарна будешь, сапоги будешь целовать.
Виктория поднялась на ноги. Сомин улыбнулся, глядя на ее смятое белье и растрепанные волосы.
— Скажи, — он шагнул к ней и взял за подбородок. — По гроб благодарна будешь? Если бы не я, кувыркалась где-нибудь в борделе.
— Не буду. Лучше в бордель. И так с малолетства живу в разврате.
Вика злобно взглянула на него. Сомин облапил, притянул к себе.
— Так будешь или нет?
— Нет, старый греховодник.
— Ну и дура, — Василий Павлович отпихнул ее от себя. — Отработаешь эти слова, отработаешь долгими ночами любовных трудов, — старик гнусно усмехнулся.
Енгалычева села на кровать и мрачно смотрела на восходящее солнце над крышами Соборной.
Шесть лет непрестанного разврата. Шесть долгих лет. Сначала приют, а потом неожиданно появившийся опекун. Лучше фабрика, чем греть чужие постели. Она готова уйти хоть в монастырь, хоть в тюрьму.
Виктория ненавидела Сомина. Ему она не нужна, он держит лишь из боязни, что она скажет миру правду. Что Роза Павловна, начальница гимназии, лишит его места и что хорошенькая, недавняя выпускница женского института, преподавательница музыки Арина Андреевна перестанет с ним здороваться и флиртовать в рекреациях. А то, что ее, Вики Енгалычевой, судьба растоптана — это никого никогда не будет заботить. Крест на ее замужестве, никакой порядочный мужчина гулящую замуж не возьмет. Неудачные роды в четырнадцать лет поставили крест на ее будущих детях.
У ней нет ни подруг, ни родных.
И это в восемнадцать лет. С двенадцати в кабале Василия Павловича. Что будет после того, как она закончит гимназию, Вика не представляла. Енгалычева знала, что у Сомина другая, более молоденькая любовница.
В гимназии классная мымра снова начнет читать нотации и стыдить перед всем классом. Не скажешь невинным барышням, которые еще только французскими романами зачитываются, какие тебе снятся сны по ночам. Или вместо снов.
Вика тихо плакала.
— Енгалычева! — от крика она вздрогнула. — Опоздаете в гимназию, будете сильно-пресильно об этом жалеть!
Наконец, хлопнула входная дверь. Виктория упала на ковер и разрыдалась.
Постепенно истерика прекращалась и уступила место решительности.
Енгалычева в каком-то порыве отчаяния, смешанного со злобой, подошла к шкафу и с силой распахнула дверцы.
Она вытащила небольшой чемоданчик и с ожесточением принялась запихивать в него вещи. Старые заштопанные платья, прохудившиеся ботинки, вот и все нехитрое имущество.
Бежала из злочастной квартиры, злополучного города налегке, не думая о том, что у ней нет денег на билет и что на следующей же станции ее задержит полиция.
========== Глава 3 ==========
Новый Год приносит детишкам много разных подарков. Особенно много сюрпризов выпадает милым мальчикам из сыскного отделения полиции города Самары. Вид праздничной сводки радовал глаз, только Варфоломеевских звезд и расписных игрушек не хватало. А самый главный приз был начальнику сыскного отделения Коломейцеву Григорию Илларионовичу. Жирно подчеркнуто красным карандашом полицмейстера первая строка сводок. « Тройное убийство на Соборной улице».
— Сергей Анатольевич! Велите дежурному экипаж подать. Да и доктора Фомина позовите из мертвецкой.
В гостиной пахло кровью, курился дымок сожженного магния. Фотограф складывал треногу, а городовые кряхтели, разматывая рогожку.
— Извините, Григорий Илларионович, голов-то нет. Опознание затруднено, — доктор вытер руки полотенцем и сложил инструменты в саквояж.
— Ничего. Городовой, позовите домовладельца. Сергей Анатольевич, осмотрите место преступления.
Григорий Илларионович раздал приказания и внимательно прошелся по квартире, глядя под ноги. На ковре в пятне крови лежал платок. Коломейцев аккуратно поднял его и развернул. На неровно подрубленном крае чернели написанные химическим карандашом инициалы «В. Е».
— Григорий Илларионович, картина ясная. Всем троим накинули веревку на шею. Очень ясно видна странгуляционная борозда. Потому что преступник, извините, рассек шею гораздо выше, — к следователю подошел доктор.