На удивление быстро ему подали заказанный ужин, состоящий из местных деликатесов, и все, что лежало на блюдах, выглядело весьма аппетитно.
Вино, правда, нельзя было назвать превосходным, но чтобы запивать еду, оно вполне годилось. Гость нашел напиток сносным и воздал ему должное.
Он согрелся, голод уже не мучил его, а наверху его ждала какая-никакая, а все же постель. Он был, по крайней мере, уверен, что в эту ночь ему удастся выспаться.
Обеденный зал и гостиная, через которую он прошел, направляясь к месту своего ночлега, уже почти обезлюдели. Большинство женщин разошлись по комнатам, а джентльмены тихо дремали в креслах, и их угасшие трубки вот-вот могли свалиться им на брюки.
Джентльмен поискал взглядом владельца гостиницы. Тот в укромном уголке за конторкой, видимо, пересчитывал сегодняшнюю богатую выручку.
Обнаружив хозяина, постоялец задал естественный вопрос:
— Моя комната готова?
— Да, майн герр. Ваш слуга отнес туда ваши вещи. К глубокому моему сожалению, я не в состоянии предложить вам лучшего помещения.
— Уверен, что оно будет соответствовать той сумме, которую вы внесете в мой счет, — спокойно отозвался постоялец.
— Поднявшись на самый верхний этаж, майн герр, вы увидите лесенку, ведущую в мансарду. Там будет коридор с несколькими дверями. Первая дверь справа — ваша.
— Не беспокойтесь, я отыщу свою комнату, — заверил хозяина джентльмен и начал подъем по скрипучим деревянным ступеням, вероятно из экономии лишенным ковровой дорожки.
Приближаясь к вожделенной цели, а именно к мансарде, ему пришлось пригнуться, чтобы не стукнуться головой о низко нависающий потолок.
Он предполагал, что комнатка в мансарде должна располагаться под самой крышей, где летом невыносимо жарко, а зимой дьявольски холодно. Но когда он отворил узкую дверцу, увидел уютный огонек в камине и чистенькое помещение, его охватило чувство благодарности и к владельцу трактира, и к своему слуге, заботливо разжегшему камин, и вообще ко всем представителям рода человеческого, достигшего некоторого уровня цивилизации.
Камин, правда, слегка дымил, но иного и нельзя было ожидать. Вряд ли этим жалким гостиничным номером пользовались часто и, конечно, трубу давно уже не чистили.
Комнатка была крохотная, почти все пространство в ней занимала кровать, придвинутая к стене. Обстановку довершал единственный стул возле кровати.
Кровать, несомненно, когда-то пережила лучшие свои времена, может, в прошлом веке, и постепенно ее перемещали из роскошной спальни в другую, чуть поскромнее, пока она не нашла себе последний приют на чердаке вот этой придорожной гостиницы. Но все признаки былого величия, несколько поблекшие, она еще демонстрировала. На этом ложе явно почивала богатая немецкая фрау, из скромности задергивая занавеси, которые сейчас скорее напоминали решето из-за множества дыр, проеденных молью.
Однако приезжему джентльмену понравилось, что постельное белье было чистым, матрац на вид мягким а подушки набиты нежным гусиным пухом.
Он зажег от пламени в камине свечу, плотно вставил ее в подсвечник и приступил к раздеванию, когда услышал из соседней комнаты испуганный возглас.
Постоялец замер и прислушался. За первым криком последовал другой, затем еще один.
Так как хоть и тонкая, но все же преграда несколько приглушала звук, джентльмен, движимый любопытством, шагнул и приложил ухо к стене.
К своему удивлению, он услышал, как женщина вскричала по-английски:
— Нет… нет… пожалуйста, нет! Я виновата… я не хотела… но, умоляю… не надо…
— Хотела ты этого или нет, но дело сделано. Я должна быть уверена, что подобное больше не повторится, — произнес другой женский голос.
Сколько злобы было в этом голосе!
Затем послышался звук, похожий на свист кнута, и снова крик боли:
— Пожалуйста… не надо больше… Мне больно… Я клянусь… клянусь… я не могу… не надо…
Удары кнута следовали один за другим. В них проявилась уже некая безжалостная монотонность.
— Пусть это послужит тебе уроком! — резко отозвалась мучительница. — Уроком, который ты навсегда запомнишь. Когда мы приедем в Баден-Баден, ты будешь полностью подчиняться мне и выполнять все, что я пожелаю. Иначе… Иначе, сама знаешь, я передам тебя полиции, а уж там о тебе позаботятся. Ты отправишься в Париж, прямехонько на гильотину. Тебе ясно, милочка?
Ответа на этот вопрос не последовало. Тогда суровый женский голос продолжил: