Остановись, Малышева, что ты делаешь? Разве будешь ты себя уважать после такого? А он, будет?
«Замолчи» — прошу внутренний голос, вырывающийся сквозь давящее чувство похоти. Я не могу сказать «Нет» Только не тогда, когда дыхание спирает, только не тогда когда его пальцы начинают медленное движение по кругу.
Марк открывает рот, но я быстро сама его целую, умоляю помолчать.
И мы оба понимает, что одно слово, любое слово, может разрушить все.
Поэтому молчание и тихие маты Синицына становятся нашим проводником в мир безумия, где уже спустя пару мгновений я стою на самом краю скалы и задыхаюсь. Глотаю слезы счастья.
Марк умелыми пальцами подводит меня к пропасти.
Ласкает прямо так, как надо, надавливает именно так, как я люблю, делая это все в тысячу раз лучше, чем я, когда о нем думаю.
Чем, когда фантазирую, что в узкой кровати он со мной.
Но здесь нет кровати. Только он, сумасшедший, сексуальный и я, прижатая к стене.
Темно. Безумно. Горячо.
Могла ли я представить, что его злость принесет мне столько наслаждения? Могла ли я подумать, что я сама так захочу упасть в пропасть и получить долгожданный оргазм. Не просто оргазм. А оргазм от его рук. С ним.
Меня начинает откровенно потряхивать как в лихорадке. Хочу завыть, но Марк снова целует меня мокрыми губами, сжимает сильными пальцами зад, и остервенело трет клитор, заставляя оргазм длиться и длиться.
Длиться и длиться.
Это, просто какая-то нескончаемая пытка, самая сладкая из возможных.
И это только прелюдия? Верно?
А если ощутить его в себе? А если заняться сексом? Я умру? От наслаждения! От удовольствия.
И стоит только мыслям заполнить голову, как вдруг он прерывает поцелуй и сильно давит мне на плечи.
Заставляет сесть к нему в ноги.
И сопротивление бесполезно.
— Марк. Я никогда… — никогда не делала этого. Хочу признаться, но не делаю попыток встать. Доставлять ему удовольствие кажется безмерно правильным и прекрасным. Ведь я давно об этом мечтала?
Только проклятое сомнение грызет, что мы не в том месте. Что время не то. Что его желание мне присунуть наказание за мои слова.
— Ты кончила, Малышева? – спрашивает он грубо и моей щеки касается нежная, гладкая плоть. – Теперь сделай так, чтобы кончил я.
— Руками?
— Ртом. Уверен, ты не раз фантазировала, как сосешь у меня. Давай же…
Я широко отрываю глаза, когда их спортивных штанов появляется весь стояк.
Да, да, я поняла, что он большой, но, чтобы настолько. В полумраке орган кажется устрашающим чудовищем. Откровенно говоря невероятно красивым с крупной головкой, чуть погнутым стволом, испещрённым выпуклыми венами.
Даже не верится, что это я вызвала такую эрекцию. Разве могу я упустить возможность, возможно единственную возможность отсосать у Марка?
И я поднимаю взгляд, сталкиваюсь с тьмой желания — в его. И меня начинает потряхивать, словно в самолете турбулентность, а в ушах гул от снижения.
Это унизительно – вот так сидеть и желать отсосать тому, кто тебя по сути не любит, с кем отношения, лишь твоя мечта, а происходящее здесь, наказание за наглость.
Но все это «правильное» выносит неправильная мысль.
Почаще он бы так меня наказывал.
Нет, нет, надо встать, уйти! Забыть все, что здесь было, но от члена исходит такой пьянящий запах, что я не могу с собой совладать.
Рот наполняется слюной, а тело еще томится после оргазма, не готовое напрягаться. Ведь ему так хорошо. И мне. Мне очень хорошо.
Я, принимая решение сделать это для любимого, облизываю губки и хриплю:
— Что делать?
Глава 20.
Он сводит челюсти, прикрывает глаза, словно восстанавливая равновесие.
Одной жилистой рукой упирается в стену, нависая, другой касается подбородка.
Большим пальцем проводит по нижней губе, сминая ее.
— Просто открой ротик, Малыш. Я сам все сделаю. Трахну тебя так, что ты будешь просить меня делать это постоянно.
И я уже радостно подчиняюсь, киваю не хуже собачонки, а потом как болезненно вспышкой в мозг бьет слово «Малыш».
Но я ведь не маленькая.
Я большая. Крупная.
И он сам над этом издевается. Часто напоминает.
А значит «малыш» это кто-то другой, но точно не я.
Значит сейчас он целовал меня, хочет вставить мне в рот, а представляет кого-то другого?
Наверняка более стройного, более красивого. А значит, я ему совсем не нравлюсь.