По тому же проходу, но с другой стороны, молодая пара направляется к кассе. Их он не знает, никогда раньше не видел. У девушки прекрасное настроение, мужчина хмурится. Она без конца что-то щебечет, не стесняясь посторонних, но ее спутник, похоже, уделяет этому нескончаемому словесному потоку мало внимания. Возле старой гарпии в кресле они останавливаются, и девушка целует спутника в губы. Тут же выясняется, что старухе не по душе такая распущенность.
– Неужели обязательно лизаться на публике? – произносит она, морщась от отвращения.
Ее домашняя помощница пропускает эту ремарку мимо ушей. Зато юная красавица, заливисто смеясь, отвечает с ноткой вызова:
– О, простите нас за то, что мы молоды и любим друг друга!
– Замолчи немедленно! – шепчет мужчина, и вид у него смущенный.
Старуха молча передергивает плечами, и сопровождающая ее полная дама увозит кресло дальше по проходу. Конфликт затухает сам собой. Жильбер Делкруа усмехается и возвращается к Гийому.
– У вас ведь есть номер моего мобильного? Если возникнет проблема…
– Да, мсье Жильбер, не беспокойтесь.
Управляющий кивает и прощается до завтра. По пути к выходу, в отделе товаров для младенцев, он замечает еще одну молодую женщину. Это новая клиентка, она недавно поселилась по соседству.
Все под контролем.
Выходя, он придерживает дверь для женщины лет сорока с небольшим, после чего садится в свою машину и включает зажигание.
Если бы, выезжая с парковки, он посмотрел в зеркало заднего вида, то увидел бы мужчину, выходящего из закоулка, со стороны старого склада, и стремительной походкой направляющегося к входу в мини-маркет.
Мужчину в балаклаве, полностью закрывающей лицо.
Мужчину, который открывает дверь настежь и забегает внутрь.
Жоаким Фалле
– Все на пол! Кто шевельнется, получит пулю!
Ступор. Мгновение, когда еще остаются сомнения. И вдруг время застывает, а с ним – сердце, дыхание, слова. Жизнь останавливается. Как пленка в самой середине фильма – резко, внезапно. Так пропускаешь ступеньку на лестнице. Так обрывается траектория…
В магазине тишина длится секунду, от силы – пару секунд. Потом возникает паника. Тотальная, слепая, истерическая. Мишель Бурдье, домашняя помощница, срывается первой. От ее пронзительного, насыщенного ужасом вопля душа выворачивается наизнанку. И не внезапное появление Жоакима Фалле в магазине, а именно крик становится настоящим катализатором повального страха. Как будто получено разрешение бояться, официальное подтверждение катастрофы. Жо стоит перед ними – черный силуэт без лица, размахивающий пистолетом. Угроза на устах, на кончиках пальцев – смерть…
Мишель Бурдье вторит молодая служащая, Софи Шене. Она ощущает ужас и смятение пожилой дамы, и это пугает больше, нежели непосредственная опасность, исходящая от бандита.
– Заткнитесь обе! – выкрикивает Жо.
Женщины моментально умолкают. Одно слово налетчика – и в магазине воцаряется звенящая тишина.
Остальные покупатели в ступоре. Их движения, мысли и слова парализованы.
Молодая мать Леа Фронсак бледна как полотно. В лице не осталось ни кровинки. Ее сердце остановилось. Душа – в агонии.
Тома Пессен, бухгалтер, смотрит на Жо расширенными от ужаса глазами, как если бы увидел привидение. Хотя нет, привидения не бывают такими страшными…
– Всем лечь на землю, или стреляю в первого попавшегося! – вопит налетчик, ощущая новый всплеск агрессии. – Ты, кассир, выходи из-за кассы в проход, я хочу тебя видеть!
Подкрепляя слова делом, он наводит пистолет на домашнюю помощницу и ее подопечную. Женщины оказались ближе к кассе, чем парочка офисных служащих. Жо кладет палец на спусковой крючок.
Все моментально распластываются на полу.
Все, за исключением Жермен Дэтти.
Она замерла в своей инвалидной коляске и даже не пытается переместиться на пол. И смотрит на налетчика так, словно приказ ее озадачил, но в то же время рассердил и вызвал любопытство.
– И ты, старуха! Ложись, быстро! – кричит Жо, прицеливаясь Жермен Дэтти в голову.
– Кретин несчастный, по-твоему, я могу лечь? – зло спрашивает она и указывает на свои ноги.
Тон и слова Жермен Дэтти, а также ее неподвижность приводят Жо в растерянность. Несмотря на кашу в голове, адреналин в крови, наркотическую ломку и ненависть, он вдруг осознает, что приказывать инвалиду-колясочнику лечь на землю – чистейшей воды идиотизм.