Ему было не все равно. Это было единственное возможное объяснение.
— Почему ты здесь? — услышал он свой вопрос.
Ничего. Опять пожатие плечами.
Он прочистил горло и встал, собираясь вернуться домой, как собирался до встречи с девушкой. Но не смог. Когда он попытался сделать шаг, его ноги словно застыли, не в силах двигаться. Сердце, как никогда раньше, работало в полной синхронизации с разумом и не считало уход хорошей идеей.
— Ты должна быть дома, со своей семьей, — сказал он, но на этот раз не ожидая ответа.
— Не только я, — прошептала она.
Впервые их глаза встретились, и он увидел боль и печаль, отразившиеся в ее глазах. Он пожал плечами, насмехаясь над поведением девушки, и слегка улыбнулся. Она не ответила ему жестом.
— Почему ты со мной разговариваешь? — спросила она, убирая волосы с лица.
— Я не знаю.
Это была правда. Он понятия не имел, почему он так старается. Это было на него не похоже. Он никогда не был бессердечным, но все же он не обращал особого внимания на людей за пределами своих друзей и семьи. Он уже должен был быть дома, но почему-то все еще стоял в этом проклятом парке и размышлял о своем необычном поведении.
Был ли он жалок? Возможно.
— Мне оставить тебя одну?
Она ничего не ответила. Парень сел на скамейку, не заботясь о своей мокрой одежде. Еще пару минут они молча смотрели друг на друга. Но молчание не было неловким. У него было ощущение, что она хочет что-то сказать, чтобы его прервать. Он уже даже не чувствовал холода.
Девушка неожиданно встала и, не говоря ни слова, направилась к выходу, через который он не так давно вошел.
— Кто ты? — крикнул он ей вслед, сделав несколько шагов в ее сторону.
Она остановилась и повернулась к нему лицом. Все еще без эмоций, но уже по-другому, чем раньше. Он не мог понять, что привело к такой перемене, и даже не знал, к лучшему это или к худшему.
— Никто, — ответила она и через минуту исчезла из его поля зрения, оставив парня в полном одиночестве.
ГЛАВА 2
Линетт
Стоя на балконе, Линетт смотрела на восходящее солнце. Оно отражалось в озере Вашингтон. Теплый ветер дополнял осенний пейзаж, который все еще хранил небольшой кусочек того, что осталось от лета. В этот раз ей не удалось насладиться летом в городе.
Она провела каникулы в доме своей семьи на Сицилии, где прожила десять лет. Огромная вилла в Палермо с еще большим садом, полным разнообразных красочных цветов, стала ее спокойным местом на протяжении последних трех месяцев. Ее семья жила там столько, сколько она себя помнила — бабушка с тетей, дядей и двумя их дочерьми. Они были важны для Линетт, однако их общение ограничивалось звонками с пожеланиями на дни рождения, полетами на Рождество, и, по правде говоря, это было все, что ей было нужно.
Всегда было здорово поехать в Европу и уехать от хаоса, который был частью Соединенных Штатов, но, когда она узнала, что ей предстоит остаться на Сицилии более чем на два месяца, она не была рада. Она согласилась на это, зная, что другого выбора нет. Что бы ни решил ее отец, его слово было законом. Оно было окончательным, и ей пришлось бы уехать, несмотря ни на что будь то после долгой, жаркой дискуссии или без каких-либо претензий. В тот момент она была рада, что вернулась. Она каждый день разговаривала со своей экономкой Розалией, но это было не то же самое, что видеть ее на кухне, широко улыбающуюся, готовящую, напевая при этом песню.
Она также скучала по отцу, хотя у него не было времени на нее из-за его работы. Пока ее дни были заполнены чтением книг, Северо Сельваджио оставался в Сиэтле, переходя с заседания на заседание, решая важные и неотложные вопросы и отдавая распоряжения своим людям.
Было семь тридцать утра, и девушка начала готовиться к школе. Ее первый урок должен был начаться через полчаса, и она не хотела опоздать в первый день своего возвращения.
Схватив сумку, она надела толстовку и в последний раз посмотрелась в зеркало, чтобы проверить, все ли в порядке и ничего ли она не забыла.
Линетт Сельваджио была девушкой необыкновенной красоты. Ее рост составлял пять футов три дюйма (прим. 162 см.), смуглый цвет лица хорошо сочетался с карими глазами и длинными русыми волосами. Несмотря на несколько веснушек на лице, ее кожа была безупречной, поэтому ей не хотелось использовать много косметики. Ее внешность могла бы стать очень спорной темой, поскольку никто не стал бы объяснять ее внешность тем, что она сицилийка. Однако, учитывая ее скверный характер, в этом вопросе не могло быть никаких ошибок.
Перед домом ее ждал водитель Риччи Трабукко. Он также был одним из солдат ее отца. Сигарета в его руке и знакомое, скучающее выражение лица. Он каждый день отвозил Линетт в школу, которую, без сомнения, ненавидел. Но не только он, потому что Линетт он тоже не нравился. Она была бы более чем счастлива, если бы сама возила себя повсюду. Однако это было почти невозможно, учитывая параноидальное поведение ее отца. Она была обречена на то, чтобы ее возил человек, который не так давно был одним из лучших стритрейсеров (прим. Стритрейсер — в переводе с английского — уличный гонщик, участвующий в гонках на скорость, которые проходят незаконно, в ночное время). Он участвовал во многих нелегальных гонках, и ходили слухи, что он ни разу не проиграл ни одной из них. Это была главная причина, по которой Северо выбрал его в качестве водителя своей дочери. Он надеялся, что с таким человеком она будет в безопасности.
Она прочистила горло, чтобы мужчина знал о ее присутствии, и села в машину, закрыв дверь. Линетт никогда не относилась к категории грубых, несносных людей. Тем не менее, она могла показаться именно такой в тот момент. Риччи закатил глаза, что не ускользнуло от ее внимания. Он никогда не проявлял неуважения по отношению к ней, но было также легко заметить, что ему не нравилось подвозить девушку.
Во время поездки они вообще не разговаривали. Ни один из них и близко не хотел говорить и начинать разговор, который в лучшем случае сводился к неловкому обмену ничего не значащими фразами. У них не было тем для обсуждения.
Через пятнадцать минут машина остановилась на школьной стоянке. Линетт взяла свою сумку и вышла, не потрудившись попрощаться, направилась к главному входу. Она училась в государственной школе, которой была обязана своей матери. Если бы это зависело только от ее отца, он бы не позволил своей дочери проводить время в таком месте. Он считал, что она должна обучаться на дому или, в худшем случае, ходить в частную школу для девочек. Однако, ценя мнение жены, он записал девушку в государственную школу для девочек и мальчиков. Это был единственный проблеск чего-то похожего на свободу, который она получила; несколько часов, проводимых в школе каждый день.