NSB немедленно возвела погибшего провокатора в статус мученика. Представители правого крыла рыдали и воздевали к небу руки. Г. А. Раутер, начальник полиции, в сообщении Гиммлеру, своему шефу в Германии, писал, что «еврей прокусил Кууту вену на шее и выпил его кровь» [46]. После похорон Куута по улицам Амстердама прокатилась волна демонстраций. Вскоре власти отгородили еврейский квартал от остального города. Они также создали Еврейский совет, состоявший из еврейских лидеров, выбранных новым правительством за их сговорчивость и готовность смириться с фашистским режимом – для поддержания порядка среди евреев в городе (совет впоследствии помогал нацистам в разграблении богатств голландских евреев и их вывозе в Германию).
В феврале между евреями и NSB опять вспыхнули столкновения, и Раутер, посовещавшись с Гиммлером, постановил, что для их пресечения требуются решительные действия. Конечно, решительные действия были применены к евреям, а не к чернорубашечникам. В середине февраля немецкая полиция порядка, Ordnungspolizei, или ОД, ворвалась в еврейский квартал Амстердама и арестовала 425 молодых мужчин в возрасте от двадцати до тридцати пяти лет. Все они были отправлены в немецкие концлагеря [47].
Помимо собственно вторжения это была первая крупномасштабная акция против населения Нидерландов со стороны оккупационного правительства. Большинство голландского населения не могло поверить, что такое произошло, – голландцы не привыкли к репрессивным мерам в отношении собственного народа.
Голландские коммунисты, искавшие предлог для активного противодействия правительству Зейсс-Инквара, организовали забастовку, сосредоточившись, в первую очередь, на Амстердаме и муниципальных рабочих, среди которых Коммунистическая партия имела наибольшее влияние. Утром 25 февраля водители трамваев прекратили движение, и к полудню город полностью остановился. Рабочие частных компаний начали покидать свои места. Вскоре новости о забастовке разошлись за пределы города, и рабочие в Зандаме, Харлеме и Утрехте тоже прекратили работать [48].
Забастовка застала немецкие власти врасплох: в гитлеровском Третьем рейхе никто не бастовал. Зейсс-Инкварт, уверенный в том, что после массового ареста любое сопротивление голландского народа сойдет на нет, отправился на отдых, оставив Раутера вместо себя. После первоначального шока власти предприняли попытку воздействовать на забастовщиков через мэра Амстердама и недавно созданный Еврейский совет, но безуспешно. На следующий день забастовка продолжилась, и Раутер решил снова применить силу, обратившись к Гиммлеру и СС за поддержкой.
Немцы прибыли во всеоружии. К полудню второго дня февральской забастовки эсэсовские офицеры начали патрулировать улицы Амстердама с целью восстановить порядок в городе. Им раздали боевые патроны и дали приказ стрелять в случае необходимости. Девять забастовщиков поплатились за это своими жизнями. Тысячи были арестованы и депортированы. Около ста зачинщиков забастовки оказались в тюрьме, а двадцать из них казнили [49].
После суда в Гааге был казнен Бернардус Эйзердраат, ткач из Роттердама, который организовал первый отряд Сопротивления в Нидерландах: его члены называли себя Де Гейзенами («попрошайками») по названию организации голландских аристократов, организовавших сопротивление деспотизму в Испании в XVI веке. Эйзердраат хранил список членов организации у себя в доме, и во время обыска нацисты его нашли. В марте Эйзердраата расстреляли [50].
Забастовка осталась единственным значимым действием против нацистского режима в ответ на его обращение с евреями в Европе на всем протяжении Второй мировой войны. Для левых и других ее участников она была символом неповиновения и продолжала вдохновлять Сопротивление еще долго после своего окончания. То, что ее причиной стали погромы в Амстердаме, свидетельствовало о продолжении борьбы против германского антисемитизма и программных мер против евреев, исходящих от нацистского режима.
Конечно, жестокость, с которой была подавлена февральская забастовка, многое сказала голландскому народу. Теперь стало ясно как никогда: любое сопротивление новому правительству в Нидерландах будет пресечено силами полиции Германии. А силы эти были практически неограниченными. Начинать бои на улицах Амстердама или любого другого голландского города значило заведомо проиграть.
Получалось, что сопротивление должно быть подпольным. И действовать надо с большой осторожностью.