Летом 1941 года к ним прибыла семья Кауфманов, задержавшаяся достаточно долго для того, чтобы девочки подружились с ними и узнали некоторые их традиции. Отца звали Йеррит, а мать – Ханна, и они растили двух сыновей. Еще одна дама, госпожа Франк, тоже жила тогда у них. Тринтье научила Трюс и Фредди говорить пожелание «Хорошего шаббата!», что очень нравилось Кафуманам. В социалистическом молодежном лагере Трюс и Фредди выучили песенку, которую Трюс называла «еврейской слезовыжималкой». Когда они пели ее гостям с максимально драматической подачей от их ошибок в произношении те начинали хохотать. Трюс с Фредди ничего не имели против. Главное, что у всех поднималось настроение.
Кауфманы ели кошерную пищу, поэтому продукты для них привозила та же еврейская организация, что и покрывала их расходы. В пятницу вечером Трюс и Фредди зажигали для семьи свечи и слушали, как Йеррит нараспев читает наверху молитвы для своей семьи. По крайней мере однажды Кауфманы поделились с Оверстегенами халой [58] – в благодарность за их труды [59].
Однако принимать в доме onerduikers становилось все опаснее. Как-то вечером, во время пребывания Кауфманов, в двери постучали. Тринтье немедленно пришла в боевую готовность и окинула взглядом комнату, проверяя, не выдает ли что-то присутствия семьи наверху. Конечно, Трюс, Фредди и Робби сделали то же самое; они не увидели ничего, что могло указать на Кауфманов.
В дверь снова постучали – с еще большей настойчивостью. Тринтье не спеша поднялась со стула, выглянула в окно и только потом пошла открывать.
Высокий человек, знакомый Тринтье по социалистическим собраниям, стоял в дверях с юношей пониже. Тринтье впустила их в дом; Трюс и Фредди, настороженные и взволнованные, тесно прижались друг к другу в гостиной.
Первый мужчина – высокий – рассказал Оверстегенам историю второго. «Гансы» преследовали его. Ему требовалось убежище. Знает ли Тринтье кого-нибудь, кто сможет его приютить?
После короткой дискуссии было решено, что его следует сопроводить к торговцу, жившему над своей мастерской по починке радио и граммофонов. В подобных случаях лучше было отправить с ним девушку, а не мужчину, чтобы не вызывать подозрений. Был поздний вечер, и появление на улице пары выглядело более естественным. Трюс поручили отвести юношу туда. Им велели держаться за руки, словно они влюбленные, и быть осторожными. По мнению Трюс, о последнем не стоило и упоминать.
Шагнув с порога в ночную темноту, они едва не столкнулись, а потом некоторое время приспосабливались, чтобы идти в ногу. Ночь была тихая, и каждый звук эхом разносился по улицам. Трюс было неловко вдвойне: от серьезности поручения и от того, что ей приходится держаться за руки с незнакомцем примерно ее возраста.
Внезапно она почувствовала, что за ними кто-то идет. Украдкой оглянувшись, Трюс увидела мужчину, державшегося в нескольких метрах от них. «Беги!» – шепнула она своему спутнику, выдергивая у него руку. Вдвоем они бросились бежать по улицам и переулкам Харлема. Через задние калитки, по извилистым улочкам, по тротуарам и мостикам через каналы. Казалось, они пробежали несколько миль, пока Трюс не сочла, что теперь можно ненадолго остановиться и перевести дыхание. Она вся вспотела, и незнакомый юноша тоже. Трюс вспомнила, что его представили семье как Арье. Они переглянулись, объединенные пережитым испугом. Арье взял ее руку, поднес к своим губам и с благодарностью поцеловал [60].
Из-за опасности момента, страха в глазах Арье и этого поцелуя у Трюс внутри бушевал вихрь противоречивых эмоций.
– Это Арье, – сказала она торговцу, когда несколько минут спустя они вошли в его магазин. Она вытолкнула своего спутника вперед. Ей не хотелось смотреть Арье в глаза.
– Он может остаться у вас? Высокий человек, – она подразумевала мужчину, который привел Арье к ним домой, – обо всем позаботится.
Трюс имела в виду, что высокий человек скажет торговцу, когда Арье надо будет забрать и отвести на новую квартиру.
– Ты дочка Тринтье? – спросил торговец.
Ему надо было это знать, чтобы убедиться в безопасности такого обмена, но от его вопроса Трюс занервничала.
– Да, но вы не должны об этом говорить, – ответила она.