Я обернулся, бросил на нее последний взгляд и, изо всех сил стараясь говорить спокойно и твердо, произнес:
– Диана, я видел его.
Она даже не посмотрела на меня, лишь покачала головой и осушила стаканчик. С меня было довольно. Мне не терпелось уйти. Я уже опаздывал, и мне отчаянно хотелось увидеться с Робин. Я поднялся, не оглядываясь, зашагал к выходу и, хлопнув дверью, вышел на улицу.
Я ехал в «Слейттерис» слишком быстро, и на одном из поворотов машина заскользила, но я ее удержал и, замедлив ход, стал разыскивать место для парковки. Я знал, что Робин уже в баре и ждет меня. Нервы мои были взвинчены. Я не очень-то представлял, что именно ей скажу, но, увидев ее, я понял, что Робин сама что-то хочет мне сказать.
Когда я подошел к столику, я поймал ее выжидающий взгляд. Она никак не отреагировала на мое опоздание, просто подставила мне щеку для поцелуя. Как только я от нее отошел, Робин улыбнулась, протянула мне меню и начала говорить. Я сел напротив, сбросил с плеч куртку, и от одной мысли о том, что мне предстояло ей рассказать, у меня бешено заколотилось сердце.
– Я заказала шампанское, – сказала Робин. – Ты ведь не против? Я знаю, это несколько экстравагантно, и тем не менее…
– А по какому случаю? – спросил я.
Робин пожала плечами.
– Девушки могут заказывать шампанское и без по-вода.
– Верно.
Робин, очевидно, услышала в моем голосе сомнение. Она наклонилась вперед и коснулась моей руки.
– Я счастлива, вот и все, – сказала она. – Разве это не стоит отпраздновать?
Я посмотрел на нее, и то ли потому, что этот день был таким необычным, то ли потому, что во мне вдруг вспыхнуло чувство вины из-за Дианы, но я неожиданно увидел свою жену совсем в ином свете. В сумраке бара она излучала тепло. Мое внутреннее смятение стихло. Я радовался тому, как легко и естественно она из двадцатилетней стала тридцатилетней; теперь это уже была не девушка, в которую я влюбился, а женщина, которую я любил. Утрата Диллона состарила нас обоих, тут уж нет никаких сомнений! Когда я смотрел на фотографии из Танжера, то мне казалось, что мы на них просто дети. Мы познакомились еще студентами. Восторженные, жизнерадостные. Теперь же у нее на лице появились морщинки, следы грусти. Взгляд ее серо-голубых глаз был полон меланхолии, но не отчаяния. Наоборот, я читал в нем безграничное сочувствие и всепрощающее, беспредельное терпение. Разница между нами была в том, что я выглядел побитым и потрепанным жизнью, а в Робин сквозила грациозная зрелость.
– Я за это выпью, – сказал я.
Мы подняли бокалы и чокнулись. Я пил шампанское, и пузырьки газа щекотали мне язык. На мгновение все вокруг закружилось. Я закрыл глаза. Когда я их открыл, то увидел, что бокал Робин стоит нетронутый.
– Так какие у тебя новости? Голос у тебя был просто неистовый.
Я не знал, что сказать. Выжидательное выражение ее глаз, шампанское, – я вдруг растерялся.
Робин не сводила с меня взгляда.
– С тобой ничего не случилось?
– Нет, я просто устал.
– Точно? У тебя какое-то покрасневшее лицо.
– Неужели? Это, наверное, потому что я зашел в теплое помещение с мороза.
Робин все еще смотрела на меня с тревогой.
– Правда же, я в полном порядке. Это все шампанское.
Я потянулся к ее руке. Робин нежно сжала мою ладонь и улыбнулась.
Какой там порядок? Меня обуревали противоречивые чувства. Я то ощущал восторг – что ни говори, а я видел Диллона! – то вдруг проваливался в какую-то пучину, из которой никак не мог выбраться. Я знал, что должен рассказать о случившемся Робин, но не мог найти нужных слов. Мне следовало сообщить эту новость осторожно, так, чтобы она ей поверила. Но меня страшила ее реакция. По-настоящему страшила. Робин о чем-то говорила, а я ждал подходящего момента, паузы, во время которой я выскажу то, что у меня на уме. То, что наш сын жив. Что он где-то поблизости. Что после всех этих лет…
Но после второго бокала шампанского не я открылся Робин, а она сказала мне то, что хотела рассказать с самого утра.
– Гарри, – начала она.
Когда Робин так напрямую ко мне обращалась, я знал, что речь идет о чем-то важном. Обычно о чем-то серьезном. Она хочет в самой тактичной форме попросить меня меньше пить, или проводить больше времени дома, или уехать вместе с ней куда-нибудь на выходной, или пойти на обед к ее родителям. «Проклятие, – подумал я, – она хочет, чтобы мы пошли к ее родителям на рождественский обед». Она сейчас оплатит счет и начнет меня умолять. «Гарри, пожалуйста, – скажет она, – сделай это для меня».