Как-то утром он, как обычно, побрился, принял ванну, надел халат и направился в гостиную. Снял трубку и набрал номер мастерской.
– Добрый день, мадам Кутанс...
– Голос у вас сегодня повеселее.
– Скажите, пожалуйста, Брассье там?
– Только что пришел.
Он весь был в напряжении, но внешне это не было заметно, и Натали, мимоходом бросившая взгляд через приоткрытую дверь, нашла, что он выглядит гораздо лучше, чем прежде.
– Алло!
– Говорит Селерен.
– Брассье слушает.
– Мне нужно с вами поговорить.
Он нечаянно сказал «вы», хотя они давно уже были на «ты».
– Когда?
– Как можно скорее.
– Вы не хотите прийти в мастерскую?
– Нет.
– А ко мне?
– Тоже нет.
– Может, мне приехать к вам?
– Нет.
– Мы могли бы выбрать какой-нибудь пивной бар неподалеку.
– Там будет много народу.
– Тогда в холле большой гостиницы.
В этом был весь Брассье. Селерен не представлял себя в холле «Георга Пятого» или «Крийона».
– Есть маленькое бистро на углу Вогезской площади и улицы Па-де-ла-Мюль...
– Понял...
– На террасе бистро почти никого нет после полудня... Скажем, в два часа...
– Я там буду.
Когда Селерен повесил трубку, он долго сидел, пристально глядя в одну точку.
Глава восьмая
– Как-то странно, когда детей нет за столом...
Обедали они с Натали вдвоем, и она частенько поглядывала на два пустых места. Вернее, их было три, но третье останется пустым навсегда. У нее на глазах выступили слезы.
– Что же вы ему скажете?
– Не знаю.
Он оделся как на работу. Брассье-то, как всегда, будет одет с иголочки и приедет на красном «Ягуаре», который недавно купил.
Селерен пришел первый. Как он и ожидал, на террасе бистро никого не было. Даже за стойкой бара посетителей было мало.
– Что вам принести?
– Бутылочку виши.
Его сердце билось так часто, что он прижал руку к груди, чтобы как-то его успокоить. Красная машина не замедлила подъехать к террасе, из нее вышел Брассье и направился к нему, протягивая руку.
– Нет.
Селерен пристально смотрел на него, словно хотел разглядеть, какие перемены могли в нем произойти. В самом деле, он был не совсем таким, как обычно. Самоуверенности как не бывало, по крайней мере в эту минуту. Глаза беспокойно бегали.
– Коньяк, – заказал Брассье; когда к ним подошел официант. Потом он снова подозвал его, чтобы уточнить: – Большой...
Оба молчали. Официант принес коньяк и удалился.
Брассье выпил полбокала и глухим голосом сказал:
– Это не то, что ты думаешь...
– А что, по-твоему, я думаю?
Незаметно для себя он снова перешел на «ты».
– Что я мерзавец...
Селерен молчал.
– Не знаю, что бы ты сделал на моем месте... Если бы я не вступил в брак двумя годами раньше, я женился бы на Аннет.
– Но ты на ней не женился...
– Моя жена отказывалась дать мне развод, и она позаботилась о том, чтобы за восемнадцать лет у меня не было причин для недовольства.
– Значит, вы с Аннет встречались тайно... Ты снял квартиру, обставил ее, ты...
Селерену было трудно говорить.
– Я сделал все, что мог, чтобы она была счастлива.
– Потому что она тебя любила.
– Да. Она тоже хотела, чтобы мы оба развелись. Это было не просто романом. Или банальной супружеской изменой.
– Да, такое не могло бы длиться восемнадцать лет...
– Я страдал так же, как ты, когда она умерла, и не мог этого показывать...
– Ты первый бросил цветок в могилу.
– Не намеренно... Красную розу... Ее любимый цветок... Они всегда стояли в квартире...
– Не у меня.
Брассье посмотрел ему в лицо, в его глазах была покорность.
– Что ты собираешься делать? – спросил он.
– А ты?
– Полагаю, мы не сможем дальше работать вместе?
– Действительно, это невозможно.
Селерен дышал с трудом. Он с завистью смотрел на стакан с коньяком.
– Своими успехами мастерская обязана тебе... Значит, она и останется твоей...
– А ты что будешь делать?
– Когда узнают, что я свободен, за предложениями дело не станет.
Предстояло переговорить о самом тяжелом, и Селерен не решался перейти к этому вопросу.
– А как дети?
– Не знаю... И Аннет тоже не знала... У нас с тобой одна и та же группа крови...
– Кто тебе сказал?
– Аннет посмотрела твое водительское удостоверение...
– Но ты спал с ней чаще, чем я...
– Возможно. Но это ничего не значит...
– Я оставляю их у себя, – твердо сказал Селерен.
– В любом случае я не могу их у тебя забрать. По закону они твои... А кроме того, Эвелин не согласилась бы...
Впервые, с тех пор как он познакомился с Брассье, Селерен видел обреченность в его глазах...
– Официант! – позвал тот. – Еще один двойной коньяк. – И потом: – Я не пришел сюда твоим врагом, Жорж... Уже давно я хотел поговорить с тобой...
– И ты сказал бы мне правду?
– Да. Знаю, я причинил бы тебе боль, но так было бы лучше, чем постоянная ложь между нами... Когда я приходил к тебе обедать и видел Жан-Жака и Марлен...
Он отвернулся, и Селерен подождал, пока он совладает с собой.
– Где они сейчас?
– Жан-Жак блестяще сдал экзамен на степень бакалавра и сейчас путешествует по Франции пешком вместе со своим приятелем...
– А Марлен?
– Она поехала на две недели к подруге в Сабльд'Олон, а потом приедет ко мне на Поркероль.
– Ты разрешишь мне повидаться с ними?
– При условии, что ты не будешь говорить с ними о прошлом...
– Я не настолько жесток... А что собирается делать Жан-Жак потом?
– В сентябре он поступает в школу в Кембридже, чтобы совершенствоваться в английском... _
– А дальше?
– Он еще сам не знает. Ему не хочется решать этот вопрос легкомысленно. Он серьезный парень, даже слишком серьезный. Его привлекают психология и общественные науки, но он собирается изучать их в Штатах...
Они долго молчали, и Жорж Селерен бросил взгляд на аркады, окружавшие залитую солнцем площадь, на которой шумно играли дети. Дома в стиле Людовика Тринадцатого образовывали правильный четырехугольник. Когда Жан-Жак был совсем маленьким, – они с Аннет привозили его сюда гулять в своем маленьком автомобиле. Потом появилась Марлен, и Селерен чаще всего сам катал ее здесь в колясочке.
Стоял прекрасный день, один из тех дней, которые влюбленные вспоминают всю жизнь. Такая пара сидела на террасе через три столика от них, они держались за руки и неотрывно смотрели друг другу в глаза.
Брассье очнулся первый.
– Сегодня я в последний раз переступил порог мастерской на улице Севинье...
Селерен ничего не ответил. Он все так же смотрел на Вогезскую площадь, особенно на мальчонку, игравшего в серсо. Такая сейчас редкость видеть ребенка, который играет в серсо.
– Мой адвокат составит необходимые бумаги...
– Я хочу возместить тебе твою долю...
– Я уже возместил ее десятикратно...
– Я сказал, что я этого хочу...
– Мой адвокат напишет тебе. Это мэтр Лефор с авеню Курсель... Он, конечно, не может вписать в акт детей, но я направлю тебе письмо, в котором...
– Нет.
– Почему?
– Потому что такие вещи не пишут... К тому же у меня в доме ничего не запирается на ключ...
– Официант!
– Я назначил эту встречу... Я и заплачу по счету...
Оба чувствовали себя неловко. Никто не решался встать первым.
Наконец Селерен не выдержал.
– Прощай... – пробормотал он, не глядя на Брассье.
– Прощай, Жорж...
Селерен шагнул в тень на улице Па-де-ла-Мюль и услышал, как заработал мотор «Ягуара».
Эпаленмс, 11 октября 1971 г.
Примечания
1. Ограбление (англ.)