- Отопри, - сказал один из сидевших сзади. - Но молча. Все делай тихо.
Аузинь повиновался. Третий сел рядом.
- Куда едем? - бодрясь спросил Артур Аузинь понимая, что он уже ничего не успеет сделать, пистолет под мышкой.
- Тебе не придется ехать. Потопаешь пешком. Выкладывай наличность сперва.
У него были тысяч сто с собой и двести пятьдесят долларов. И тут в голову от безысходности пришла шальная мысль, обрастая подробностями.
- Вот, мужики, моя наличность. Не верите - можете обшмонать.
- Не беспокойся, обшмонаем.
Артур понимал: обыщут, найдут пистолет, не устоят от соблазна забрать. Это желательно. Он отдаст им не только деньги, они и машину захотят, чтоб смыться. Тоже неплохо в его нынешней ситуации. Как-нибудь он доберется до метро, может выклянчит у них толику денег, чтоб поймать "левака".
- Оставьте только билет на поезд и паспорт, - попросил Аузинь. - Я завтра уезжаю домой, в Ригу. И больше мы никогда не увидимся, - он как бы подсказывал им пригодные для них решения проблем.
- Ну-ка, Витек, пошарь по нему, - сказал один из сидевших сзади.
Тяжелые сильные руки начали облапывать Аузиня.
- Да у него еще и "дура" с собой! Смотри, какой "крутой"! - сказал обыскивавший, вытаскивая из подмышки Аузиня пистолет.
Они высадили его из машины, обыскивавший сел за руль.
- Мужики, оставьте немного "бабок" поймать "левака", чтоб до первого метро хотя бы довез, - взмолился Аузинь. - Я оттуда на вокзал, ночь перекантуюсь, а завтра уеду.
Они великодушно отстегнули ему несколько крупных купюр, упоенные удачей, возвратили паспорт, билет и почти пустую сумку.
"Ну подонки, ну суки, ох, как я вас подставил! Не отмоетесь, под расстрельную пойдете, - думал он, когда они отъехали несколько метров. А он смеялся в душе: - "жигуленка" не жалко, хлам, железо. Ствол жалко. Да Бог с ним, и этого добра хозяева купят, сколько потребуется. А с вами, гниломозгие, вот что будет: угон - раз, убийство в дачном поселке - два, я его уже вам подвесил; хоть малый след протектора, а найдут, сыро ведь, значит были там; незаконное хранение оружия - три; а его идентифицируют, менты эту чепуху освоили, пульки и гильзы от него на Петровке имеются - из этого ствола сколько было исполнено "контрактов"! Ого-го! Возьмут-то вас на каком-нибудь пустяке, вы же теперь храбрые - со стволом, да еще насадку в "бардачке" менты найдут! Вы кто? Сопли в моем носу. И "колоть" вас будут до посинения. И станете выть от невозможности откреститься. Будете "гнать" про какого-то латыша, которого ограбили и который укатил в Ригу, заграницу значит. А менты будут хохотать: ну умники, ну жопы, ничего умнее не придумали, латыша сочинили! И пойдете - кто гнить в землю, а кто в зону...
Все это пронеслось в мозгу Аузиня за мгновение. Покуда он сделал своими больными ногами шагов десять к шоссе, чтоб ловить "левака". "Жигуленок", отъехав метров на двадцать, ждал, когда на шоссе освободится полоса, мигал его фонарь правого поворота. Артур Аузинь не знал, что сидевший за рулем сказал: "Зря мы его не завалили, свидетель ведь. На первом же посту ГАИ сдаст". Он включил заднюю скорость, взвизгнули скаты, машина подкатила к Аузиню, опустилось стекло, и в лицо Аузиня дважды ударил огонь.
А тот, что убивал, сказал: "Гильзы остались в салоне, найти надо, выкинуть по дороге... Газуй, Алик! Куда-нибудь за Баковку!"
В начале десятого утра Желтовский был уже у Зуйкова. Оба сидели хмурые, мрачные. Зуйков потому, что не спал всю ночь, работал; Желтовский потому, что у ворот его дома был застрелен Перфильев.
- В котором часу он пришел к вам? - спросил Зуйков.
- В семь вечера.
- Встреча была обусловлена?
- Да.
- Кто был в ней заинтересован: вы или он?
- Мы оба, но по-разному. Я записал нашу беседу, давайте послушаем, и вы многое поймете. Здесь сенсация, которая подпадает под наш уговор с вами: она моя.
- Хорошо. Сперва только последовательно расскажите, как вы обнаружили труп Перфильева.
- Когда мы закончили разговор, - Желтовский кивнул на аудиокассету, лежавшую рядом с миниатюрным репортерским диктофоном, который он извлек из "Грюндига", - я погасил свет, мы спустились в прихожую, я сказал ему, чтоб он шел, а я должен спуститься в подвал, похолодало, нужно было добавить в котле газ. Когда я поднялся из подвала, его уже не было, за это время он, видимо, пересек двор и вышел за ворота. Я направился туда, мне надо было на электричку, ехать в гостиницу "Минск". Он уже лежал мертвый. Прошло восемь, максимум десять минут. Я вызвал милицию и скорую. Вот и все.
- Ладно, включайте кассету, - попросил Зуйков. Три-четыре секунды слышался только шорох ленты на катушках, затем пошли голоса:
"ПЕРФИЛЬЕВ: Вы, как я понимаю, давно вцепились в меня. Что вы хотите раскопать, обнаружить? Вам нужна очередная сенсация?
ЖЕЛТОВСКИЙ: А почему бы и нет?
ПЕРФИЛЬЕВ: Что же вы раскопали?
ЖЕЛТОВСКИЙ: Павел Александрович, я давненько стал предполагать, что вы не столько руководитель парижского бюро "Экспорттехнохима", сколько солдат другого ведомства. Я ведь не мальчик и хорошо знал, что под "крышами" таких ведомств обычно гнезда ваших бывших работодателей.
ПЕРФИЛЬЕВ: Допустим. Это что, грех?
ЖЕЛТОВСКИЙ: Упаси Бог! Это практика, и не только российская. Так что меня, как репортера, интересовало не это.
ПЕРФИЛЬЕВ: А что же?
ЖЕЛТОВСКИЙ: Только то, что может быть сенсационным сюжетом для журналиста.
ПЕРФИЛЬЕВ: Каков же он, этот сюжет?
ЖЕЛТОВСКИЙ: Вы еще работали во Франции, а в Москве открыли уже солидную российско-французскую фирму "Стиль-керамика". Правда, зарегистрирована она была сперва на некоего Меренкова.
ПЕРФИЛЬЕВ: Меренков - это муж моей сестры.
ЖЕЛТОВСКИЙ: Я спросил себя: во-первых, почему, во-вторых, откуда такие огромные деньги? Ваша дружба с Кнорре, хозяином схожей фирмы, его партнерство не вызывало бы сомнений, если бы не одно существенное обстоятельство.
ПЕРФИЛЬЕВ: Какое?
ЖЕЛТОВСКИЙ: Секретная лаборатория на фирме Кнорре в Париже. Это удалось выяснить моему коллеге и приятелю Полю Берару.
ПЕРФИЛЬЕВ: Дальше.
ЖЕЛТОВСКИЙ: И тут мне в голову пришла некая мысль. А почему она пришла, сейчас поймете. Итак, вы накануне ухода в отставку, накануне возвращения домой, в российский бардак с его непредсказуемостью. Что вас ждет на гражданке? Какое будущее, какие светят перспективы? Пенсион без пансиона. Вы умны, образованны, опытны. Но вы, инженер, никому не нужны. Не можете вы не подумать, как обеспечить себя. То, что вы завербовали каким-то образом Кнорре, я почти не сомневался. А теперь улавливайте ход моих рассуждений. Я - госслужащий, езжу в командировки и по России, и в зарубежье за государственный счет. Но не всю добытую информацию отдаю своим работодателям, кое-что наиболее интересное, сенсационное анонимно продаю западным агентствам. Я не боюсь этого признания, поскольку всегда смогу сказать: блефовал... Так вот, я и подумал, а чем господин Перфильев хуже меня? Может то, ради чего он охотился, то, что вытянул из Кнорре, он не собирался отдавать родному государству, а толкнет третьей стране за кругленькую сумму, часть которой вложит в какое-нибудь дело в России. Логично.
ПЕРФИЛЬЕВ: Способный вы человек.
ЖЕЛТОВСКИЙ: Помните, я заночевал у вас после пьянки? Утром, когда вас уже не было, раздался телефонный звонок. Я подумал, что это консьержка, она должна была меня разбудить. Я взял трубку, спросил: "Кто нужен?" И мужской голос по-русски попросил к телефону месье Алибаева Закира Фаридовича. Со сна и с похмелья я не сразу врубился, только буркнул: "Нету тут таких!" Выдув две чашки крепкого кофе, подумал; "Надо же! В огромном Париже кто-то звонит на квартиру к русскому Перфильеву и по-русски спрашивает какого-то татарина или башкира Закира Алибаева! Чудеса!... И лишь много позже я усек, что чудес тут не было.